– Несите, – распорядилась врач и, пока мама ходила на кухню, снова пристально посмотрела на меня. – Когда грудью кормили, принимали что-то?
– В смысле?
– Что-то пили, – медленно разъяснила она, как тупой, – ели… Вы же знаете, что во время грудного вскармливания запрещены некоторые продукты, алкоголь, лекарства…
– Лекарства… Да нет же! Нет! Конечно же, я ничего не принимала. Я знаю, что ничего этого нельзя.
– Вы позволите? – подошла она ко мне и посветила в глаза фонариком, хотя я не успела даже ничего ответить. – Вы уверены, что ничего не принимали?
– Я не понимаю, о чем вы говорите…
– Соня, что это такое?
Услышав голос мамы, я обернулась, заметив, что в этот момент в гостиную вошла и Стася, вернувшаяся после ночи, проведенной предположительно с Кириллом.
– Что у вас случилось? Тетя Лена, я увидела скорую… – засуетилась она, подскакивая к нам и беря малыша на руки, которого никто не успокаивал, пока врач осматривала меня, а мама ходила за смесью.
Все смотрели на бутылочку в руках мамы. Темный флакон, который я видела впервые.
А дальше начался форменный ад. Моя вселенная дала сильный крен и никак не могла вернуться на орбиту. Начались вопросы от врача, сбивающие с толку. Не имеющие никакого смысла. Ставящие в тупик.
Когда, как и чем я кормила и поила ребенка.
Как он спал, ел, вел себя.
Не роняла ли я его, не причиняла ли физический вред.
– Сколько капель препарата вы принимали? Вы знаете, что это сильное психотропное? Осознаете? Вы же кормящая мать! А вы видели, как она пила из этой бутылки? Где вы его купили? Это рецептурный препарат!
На моих глазах дело принимало серьезный оборот, и я никак не могла взять ситуацию под контроль. Ребенок плакал, изгибался в руках Стаси, и это больше всего меня нервировало. Откуда эта бутылочка? Кто ее подложил? Я же не видела ее, ничего я не принимала, в этом я была уверена на тысячу процентов!
Но, сколько бы я ни отрицала, делу это не помогало. Наоборот, всё только портило.
– Женщина, вы сейчас должны думать о ребенке, – давила врач, – мы же всё равно узнаем, сделаем анализы, но мы можем потерять время. Если ребенок употребил лекарство, всё может закончиться плачевно. Это очень серьезно! Не нужно нас обманывать.
– Я не обманываю! Я ничего не принимала! Я не видела этого лекарства и вообще не знаю, что это такое!
Врач всем своим видом показала, что не верит мне.
– Мы всё равно выясним. Ребенка лучше госпитализировать, чтобы сделать анализы и обследовать полноценно.
– Да что же это такое? – запричитала мама, бросаясь к Стасе и перехватывая малыша. – Соня, как же так? Откуда это лекарство?
– Мама, я ничего не принимала…
– У вас зрачки расширены, – наседала врач, – глаза стеклянные. Вы мать? – посмотрела она на маму, решив теперь допрашивать ее. После маминого кивка посыпались вопросы: – Замечали ли вы странности? Срывы? Истерики? Сонливость? Не надо обманывать, сейчас нужно думать о ребенке. Мы ничего плохого не делаем, но мы обязаны защитить новорожденного.
– Защитить? От кого защитить? – не поняла мама, баюкая на руках Димочку. – Вы же не думаете… Что за вопросы? Она просто устала. Ребенок плохо спит, мы вымотаны, но ничего необычного… Это же ребенок! К чему вы ведете?
– Мы ни к чему не ведем, препарат серьезный, он в вашем доме. Мы просто принимаем меры. Подумайте о ребенке, его нужно обследовать, и быстро.
– Так мы же не против, да, Соня? Мы же не препятствуем. Как раз хотели ехать к педиатру. Мы готовы ехать в больницу, если надо. Как скажете, так и сделаем. Сейчас мы соберемся, давайте, я же не спорю.
