Она рассказала ему о словах завуча, и он пришел в восторг:
«Вот видишь, я же говорил, что ты у меня способная! Я это уже по письмам твоим понял! Учись, Алечка, учись, я так рад за тебя! Подожди, мы с тобой еще музыкой займемся, я тебе книги по искусству дам, в общем, сделаем из тебя роковую женщину!»
«Что значит роковую?»
«Значит, будешь всех мужчин сводить с ума, а я буду радоваться за тебя!»
«Мне не нужны все, мне нужен только ты…»
«Ну, меня-то ты уже свела…» – улыбнулся он, обнимая и тычась в нее под одеялом ожившей силой.
«Мне шить очень нравится…» – заторопилась она.
«Да, да, я уже понял, я же вижу, какие ты себе платья шьешь!»
«Нет, я хотела сказать, что мне нравится придумывать новые платья… – освободившись от объятий, отодвинулась она и облокотилась на подушку. – Вот ты знаешь, я смотрю на женщину и вижу, какая одежда ей идет. Одной надо талию поднять, другой сделать прямые плечи, третьей бедра убрать, четвертой грудь подчеркнуть, пятой ноги спрятать, ну, и так далее… А материал! Один материал старит, другой молодит, один грустный, другой веселый… А цвет! Ведь цветом человека можно совершенно изменить! В общем, материал, цвет и фасон…»
Он серьезно посмотрел на нее и внушительно сказал:
«Алка, ты обязательно должна учиться дальше!»
«Я буду, я обязательно буду, Санечка! Ради тебя буду!» – пробормотала она, проваливаясь в бездну его объятий.
И все бы ничего, но было в их отношениях с миром одно уязвимое место – его родители.
Недели через две после его приезда мать спросила его:
«Что-то я тебя слишком часто с Алкой вижу. Ты чего – других девчонок не нашел?»
«А чем она тебе не нравится?»
«А чем она должна мне нравиться, эта малолетняя пэтэушница?»
«Ну, хорошо, если ты хочешь, я тебе скажу: у нас с ней любовь!»
«В смысле?»
«Ну, любовь! Как у вас с отцом… Когда я закончу институт, мы поженимся»
«Что-о-о? – вытаращила мать глаза. – Ты что, шутишь?»
«Нет. Я серьезно…»
«Серьезно? Ты серьезно? Ты в своем уме?! Ты что такое говоришь! На ком это ты женишься? На этой? На пэтэушнице? Да ты знаешь, что про нее говорят, ты знаешь?»
«Да плевать мне, что о ней болтают!» – раздраженно откликнулся он, чувствуя себя неуютно.
«Вот спасибо сынок, вот учудил!» – не слушая его, кричала мать.
«Послушай…» – попытался вклиниться он, но клин оказался короткий и не очень твердый.
«На дочке путейщицы! На пэтэушнице! На какой-то шалаве! Опозорить нас хочешь? Да никогда, да ни за что!» – кричала мать, и он, хлопнув дверью, ушел из дома.
Во дворе он сколотил компанию из двух друзей, и они с двумя бутылками портвейна укрылись за сараями в надежном, недосягаемом для чужих глаз месте. Потом пришла Алка, и они пошли с ней кино. Заметив, что он рассеян и курит больше обычного, она спросила, что случилось. Он рассказал о своем разговоре с матерью.
«Ну, зачем, Саша, ну зачем!» – с выражением беды на лице воскликнула она.
Когда он вечером пришел домой, мать сидела на диване в гостиной с платочком в руке. Увидев его, она отвернулась. Отец сказал:
«Пойдем, поговорим…»
Они пришли на кухню, отец закрыл дверь, сел и велел:
«Ну, рассказывай, что ты там придумал…»
И он твердо и убедительно поведал о своих планах.
«Да, не самое лучшее решение… – помолчав, сказал отец. И киркой противных доводов принялся обкалывать гранитное решение сына. – Ну, допустим, это любовь, и ты не можешь без нее жить. Допустим. Отбросим те слухи, которые циркулируют по ее поводу, отбросим. В конце концов, свечку никто не держал, а придумать можно всякое. Допустим, вы поженитесь. Ну, и где вы будете жить? Ты что, согласишься после Москвы вернуться сюда? Ах, вы хотите все же жить в Москве! Хорошо! Только чтобы инженеру устроиться после института в Москве, нужно как минимум быть женатым на москвичке. Ну, хорошо, предположим, ты найдешь работу с общежитием где-нибудь в Подмосковье, предположим. Вы станете жить в бараке, а потом она родит, и начнется коммунальный ад. Будете жить на одну зарплату, ругаться и ссориться. К этому времени твой любовный угар пройдет, и ты увидишь, что она как была пэтэушницей, так и осталась. Дальше продолжать?»
