Уже потом, когда был подан чай, Светлана Семёновна решила просветить Алексея.
– Можно я останусь и тоже послушаю? – упросила Катя.
– Ну конечно, можно, оставайся. – И потом обратилась к Алексею: – Ну что ж. Тебе ведь, наверно, интересно узнать, почему мы снова встретились?
– Вы даже не представляете. Вопросов больше, чем когда-либо.
– Когда мы виделись первые разы, я ведь о тебе вообще ничего не знала. Лишь только потом, когда лабораторию сожгли, мне посчастливилось узнать многое.
– А её даже сожгли? Не просто разобрали и закрыли?
– Ты, видимо, не знаешь, но злоумышленники, сам знаешь кто, устроили пожар, чтобы замести следы. Тем самым они даже нам помогли избавиться от всех её следов. Пожар затронул и сам рынок. Естественно, на публику не говорили, что случилось. Что-то, как всегда, высказали на тему нарушений пожарной безопасности какими-нибудь иммигрантами. А настоящую суть знали лишь единицы. Хотя это всё и не особо важно.
– Вы правы. Это к делу мало относится. Почему Катя считает меня папой?
Светлана Семёновна улыбнулась. И по её виду можно было сделать вывод, что Алексей не должен сомневаться в очевидном.
– Ты обязательно узнаешь. Не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Чтобы ответить на этот вопрос, нужно глубоко копнуть предысторию.
Потом она обратилась к Кате, которая пила чай вприкуску с пряником:
– Катенька, если тебе вдруг будет неинтересно и скучно, то можешь пойти к себе. Я тебя не выгоняю, просто мы будем обсуждать взрослые темы, которые тебе, возможно, будет трудно понять.
– Нет уж, я останусь. Видимо, я тоже кое-что узна́ю.
– Ну хорошо.
Алексею даже симпатизировала эта пожилая женщина. Разговаривает вежливо с добротой. И ребёнка не шпыняет. Он и не видел таких добрых тётенек.
– С самых первых дней, когда ты начал работать в перевозках, за тобой следили. Все дни, все годы. Если ты этого не замечал, это не означает, что слежки не было.
– Ну, я как бы в курсе этого. Постоянно видел «хвосты». Некоторые даже не брезговали нападать.
– Конечно. Но я не об этом. Все, как же это выразиться-то, люди, которые отличались от большинства, всегда были на заметке. Если у кого-то есть взгляды и убеждения, хоть политические, хоть религиозные, хоть ещё какие, которые не согласуются с интересами партии, то они автоматически становятся врагами государства. А уж если они что-то говорили или делали необычное, то пристальное внимание к ним усиливалось. НКВД, КГБ, а сегодня ФСБ только этим и занимаются. Они и за мной следили, и за всеми моими коллегами. Мы ведь как раз занимались необычными делами. Я вот сейчас на пенсии, но уверена, что за мной продолжают наблюдать, и будут это делать до гроба.
– Ну, это не удивительно. Я ведь однажды даже был на «торжественном» приёме на Лубянке.
– Но в твоём случае, как ты понимаешь, причин для слежки было много. Мало того, что тебя отправили… отправили работать на КамАЗе. Так ведь ещё и после Афганистана тебя не собирались оставить в покое. Если тебе казалось, что на тебя хотят напасть и убить, то это не совсем так.
– В девяностые не особо было похоже, что именно они следили. Тогда свирепствовали бандиты.
– У них много способов воздействия. И бандиты были в единой связке с госструктурами. У мелкого карманника есть смотрящий, у того своя крыша, и так цепочка шла до самых-самых верхов. И самые низшие слои бандитов, может, даже и не догадывались, на кого же они на самом деле работают. Знаешь ты или нет, может догадывался, но все эти крупные преступные кланы существовали не сами по себе. Они были специально организованы, как разновидность влияния на массы людей. И ты лучше меня знаешь, что у них это весьма успешно получилось. Кстати, Черкизовский рынок отчётливое тому подтверждение.
