Вероника Спидвелл. Интригующее начало - страница 23



Он кивнул в сторону особо свирепого вида чучела гиены.

– Прямо в сердце с двух сотен ярдов.

– Ну вот видите! Значит, вам нужны только несколько местных проводников и носильщиков, которые несли бы ваши трофеи и ящики для экспонатов.

Впервые за это время он улыбнулся, слабо, но совершенно отчетливо.

– Мисс Спидвелл, экспедиции устроены немного сложнее.

Я махнула рукой.

– И совершенно напрасно. Экспедиции становятся непомерно дорогостоящими потому, что это способ самолюбования. Большинство руководителей этих предприятий – дилетанты, джентльмены-ученые, которые непременно должны путешествовать в роскоши, и они берут с собой много столового серебра и льняного белья, чтобы всегда чувствовать себя как в лондонском отеле. А вы человек изобретательный. Неужели вам ничего не известно о бесстрашных дамах-путешественницах? Об Изабелле Берд[2] и Марианне Норт[3]? Они путешествуют по всему миру с вещами, которые помещаются в дорожную сумку. Я убеждена, что и вы в состоянии отправиться в путь с одной сумкой. Я вот намереваюсь это сделать.

Я указала на свой саквояж.

– За исключением сачка, все остальное, что мне нужно в этом мире, помещается в этой сумке, в том числе вторая шляпа и объемная банка розового кольдкрема. Не говорите мне, что вы неспособны путешествовать с таким количеством вещей. Я искренне верю, что мужчины могут быть такими же рациональными и благоразумными, как и женщины, если приложат определенные усилия.

Он покачал головой.

– Мисс Спидвелл, я даже не знаю, как отреагировать на такую оригинальную мысль. Вы очень высокого мнения о собственном поле.

Я поджала губы.

– Не обо всем. Как пол мы недостаточно образованны и инфантильны, вплоть до совершенного неразумия. Но те из нас, кто получил возможность учиться и занят полезным делом, доказывают, что все традиционные представления о женской хрупкости и беспомощности – абсолютная чепуха.

– Для столь небольшого человека у вас весьма широкие взгляды.

– Позволю себе заметить, что такие взгляды были бы широкими и для человека вашей комплекции, – парировала я.

– И где вы сформировали подобные взгляды? Вы учились в необычайно прогрессивной школе или ваша гувернантка оказалась радикалом?

– Я никогда не ходила в школу, и гувернантки у меня тоже не было. Моими наставниками были книги. Все, что я хотела узнать, я находила в них.

– Всегда существует предел в самообразовании, – заметил он.

– Практически нет, как я выяснила. Я рассеяла все предрассудки сторонников формального образования.

– Но они вас ни на что и не вдохновили. Хороший учитель может изменить все течение жизни, – задумчиво добавил он.

– Может быть. Но зато я обладаю полной интеллектуальной свободой. Я изучала только те предметы, что были мне интересны (иногда до стадии одержимости), и проводила совсем немного времени с тем, что совершенно меня не интересовало.

– С чем, например?

– С музыкой и шитьем. Я поразительно далека от традиционных женских занятий.

Он покачал головой.

– Я не слишком удивлен. – Но его голос при этом был мягким, и я не восприняла эти слова как оскорбление. На самом деле они были даже сродни комплименту.

– И должна признаться, что после Джейн Остин и «Наставлений» Фордайса у меня сформировалась глубокая неприязнь к клирикам. И к их женам, – добавила я, вспомнив о миссис Клаттерторп.

– Ну, в этом я могу с вами согласиться. Скажите, часто ли вы встречаете людей, разделяющих ваши взгляды?