Вероника. Том 1 - страница 7

Я помотала головой, и Кити, удовлетворенно кивнув, сунула мне в руки объемный бумажный свёрток.

Ободряемая Кити, я принялась распаковывать его, и вытащила строгое клетчатое платье с белыми завязками, башмаки на низком каблуке, колючие длинные шерстяные носки, простые белые рубашку и юбку (они оказались "нижними", то есть носились под одеждой непонятно зачем) и белые штанишки с оборками (тоже, разумеется, "нижние", я потом узнала, что они зовутся "панталоны").

Повинуясь указаниям Кити, я переоделась в эти вещи (мою одежду мы тщательно запаковали в бумажный пакет и спрятали здесь же, в чулане) и позволила новой подруге себя заплести. Она хлопотала с явным удовольствием, я даже подумала, что Кити немножко рада, что я попала в передрягу, и при этом беспрерывно щебетала:

– Я легко все организовала. Как приехали домой и я собрала тебе свёрток, я тут же заявила, что забыла здесь перчатки. Мадемуазель Аннет, наша гувернантка, как будто что-то заподозрила, но ее взял на себя Мишель. Когда он начинает утомлять ее своими вопросами или историями, у мадемуазель Аннет сразу начинается мигрень. Вот и сейчас он ей что-то без конца рассказывает, а мадемуазель не знает, как от него избавиться. – Кити захихикала. – Обычно это действует безотказно!

Я тоже посмеялась, и Кити продолжила:

– Хорошо ещё Фомич (наш кучер, ты его знаешь) не успел сани распрячь, он только рад был нас свозить ещё куда-нибудь, не любит сидеть без дела. Ну! – Кити, закончив работу, отошла, чтобы оглядеть меня в полный рост. – Ты готова! Теперь выглядишь совсем, как обычно.

Я посмотрела на свои руки, ноги, ощупала голову. Да-а, видок у меня теперь был жуть какой странный! Клетчатое платье почти до щиколоток, всё в завязках и оборках, белый воротничок, а на голове – две нелепые косицы! Я чувствовала себя ужасно глупо, но Кити, наоборот, теперь смотрела на меня с удовольствием, будто до переодевания я была вся чумазая и в рванье.

– Шубку и платок я оставила в передней, чтобы для мадемуазель Аннет не было подозрительно, что ты ходила по лавке в уличном.

Я кивнула и только теперь Кити изложила мне свой план:

– Мы с Мишелем посовещались и решили, что маменьке про твой чудной наряд говорить ничего не нужно, она только забеспокоится, а ей это во вред. Скажем только, что ты потерялась и, наверно, ударилась головой. Идёт?

Я на секунду задумалась, признаться, я совершенно не понимала, чем это все может мне обернуться. Меня принимали за совершенно другую девочку, за какую-то Веру Сидорову, которая рано или поздно объявится и сообщит всем, что я самозванка?! От этой мысли меня на мгновение замутило, но я тут же заставила себя выкинуть ее из головы. Маме и без того было страшно, что она невидима. Ещё не хватало и мне теперь трусить.

Решительно тряхнув своими новыми косичками, я кивнула.

– Идёт! – сказала я и незаметно подмигнула маме.

– Я с тобой! Ничего не бойся! – улыбнулась мне мама, и наша странная процессия покинула чулан.

Когда вслед за Кити мы шагнули из чулана в залитый солнцем книжный зал, мне подумалось, что я как будто выбралась из подземелья. Воздух здесь был другим, свет, запах, все было каким-то особенно чистым, словно омытым дождем.

Своими забавными остроносыми старомодными башмаками я ступала по блестящему паркету и слышала, как мама в полуметре от меня скрипит по нему грубыми резиновыми подошвами, я невольно хихикнула – так чудно смотрелась мама в этой обстановке среди старинной полированной мебели, тихо беседующих дам и господ, запаха кофе и шороха дров в камине.