Вероника желает воскреснуть - страница 12

Была жизнь. Была. Была и прошла…

Годы не красят – это так. А если и красят, то чем-нибудь таким – внутренним светом, мудростью прожитых лет, но все, что только может обвиснуть, начинает обвисать, морщин становится все больше и больше, в волосах проступает седина… Грустно, грустно.

Когда-то давно, на заре артистической карьеры, Веронике казалось, что она всегда будет молодой. Такой, как сейчас – молодой, обворожительной, сексапильной. Прав был поэт, сказав, что «мы все сойдем под вечны своды», но до поры до времени об этом не задумываешься. И неумолимого бега времени не ощущаешь. Время не бежит, оно ползет или просто стоит на месте. Тик-так, а стрелки не шелохнутся. Но наступит день и…

Беда Вероники, ее личная трагедия, заключалась в том, что она не была готова принять свой возраст, не была готова к переменам такого рода и, как следствие, не смогла принять то, что надо было принять. У каждого возраста, как и у каждого времени года, есть свои преимущества и свои недостатки. Вместе со зрелостью приходит мудрость, приходит уверенность в себе, да много чего приходит. Важно разглядеть, понять, принять и жить с этим дальше. Кризис среднего возраста преодолим, иногда люди справляются сами, иногда им для этого требуется посторонняя помощь. Сорок лет – это всего лишь двузначная цифра, круглая дата, очередная веха, не более того. Это не рубеж, за которым жизнь превращается в увядание, и не роковая черта, делящая жизнь надвое. Это всего лишь цифра – четверка и ноль. Время вспять не повернуть, так какой смысл впадать в депрессию по поводу того, что мы не в силах изменить? Как верно сказано в общеизвестной молитве о спокойствии: «Господи, дай мне душевный покой, чтобы принять то, что я не могу изменить, дай силы изменить то, что могу, и дай мудрости, чтобы отличить одно от другого».

Веронику сознание того, что ей исполнилось сорок лет, угнетало неимоверно. «Надо же – сорок лет! – ужасалась она. – Бо́льшая половина жизни прожита… Бо́льшая половина… Страшно подумать!» Вспомнила, что мать умерла, не дожив неделю до шестидесяти двух лет, и ужаснулась еще сильнее – не бо́льшая половина, выходит, а все две трети.

А казалось бы…

А еще совсем недавно…

А закроешь глаза, и вроде как вчера…

Сорокалетие праздновать не принято – плохая примета. «Да никакая это не плохая примета, а просто очень гуманное правило, – думала Вероника, глядя с тоской в зеркало. – Чего тут праздновать? Какие могут быть поздравления? Впору соболезнования принимать».

Зеркало не радовало, оттуда на Веронику смотрела некрасивая немолодая женщина с неизбывной печалью в глазах и гримасой отвращения к себе самой на бледном лице. И еще эти мешки под глазами… И гусиные лапки вокруг…

– Года текут, года меняют лица. Другой на них ложится свет[8], – продекламировала вслух Вероника.

Меняют, да.

Ванная гостиничного номера была выложена зеленой кафельной плиткой, и на этом фоне лицо казалось еще более бледным. А лампа, висевшая над зеркалом, светила прямо в лицо (чей только воспаленный разум придумал ее сюда присобачить?), не только безжалостно высвечивая все недостатки, но и делая его шире.

Уже больше недели Вероника не высыпалась, потому что сон у нее был чутким, а слышимость в отеле замечательной. В таких отелях только шпионов селить, уж им-то тут было раздолье – подслушивай сколько хочешь. Ночами Вероника просыпалась по нескольку раз – от шагов в коридоре, дверных хлопков, разговоров и прочих звуков, которые производили другие постояльцы. А в шесть часов утра на улице начинали шкрябать метлами по асфальту дворники, и это шкрябанье было слышно даже при наглухо закрытых окнах. «Наглухо» – ха! К гостиничным окнам это слово не подходило – какое может быть «наглухо», когда все слышно? Противные дворники не ограничивались шкрябаньем, время от времени они гортанно-жизнерадостно перекликались друг с другом. Вероника закатила уже три истерики заместителю директора съемочной группы, ведавшему размещением актеров, требуя переселить ее в нормальную гостиницу. Заместитель директора разводил короткопалыми руками и бубнил: «Я бы с радостью, Вероника Николаевна, но это же Евпатория!» И взгляд у него при этом был словно у нашкодившего кота. Можно подумать, что в Евпатории нет нормальных гостиниц! Есть, конечно, только каждый норовит урвать в свой карман сколько-то от бюджета, вот и экономят на всем, на чем только можно.