Заметила: кухни в этой дешёвой квартирке нет. Просто закуток для готовки с электроплитой.
– Ничего, ничего, я весь этот товар приведу в порядок. – Дада копошится в своих мешках. – У них скоро праздники – Октоберфест, пиво, песни, палатки. Вот русские расселянты и повалят на рынок со всех сторон. Всё сметут подчистую… А мы с тобой поедем на радостях в центр.
Пировать. В «Хофбройхаус». Слышала? Это у них пивная такая – их гордость, козырь в кармане, почти как герб города. Разве твои переводчики тебя туда не возили?
– Это та, что ли, пивная, где пьют пиво в литровых кружках? Откуда фашисты пошли? И даже сам Гитлер? – отвечаю. – Меня Зигфрид возил туда в первую очередь. Он там пиво пьёт из личной кружки. Настоящий «бирбаух» («пивной живот»).
Живо вспоминаю огромный, словно вокзальный, зал, полный гостей и шума. Длинные столы светлого дерева, вдоль них такие же длинные лавки. И пиво там пенное, золотое, якобы лучшее в мире. Ядрёные баварки – полногрудые подавалки, все в народных костюмах: фартуки, бусы (так и тянет и манит их ущипнуть), бегом лавируют меж рядов, разносят пенное пиво, причём строго определённой температуры. В каждой руке чуть не по пять кружек. На алых губках весь день сияет улыбка, за которую им платят отдельно, с избытком. И гости здесь лучшие. Часто одеты в дорогой «трахт». В переводе это – народный костюм. Замшевые или кожаные шорты на лямках-подтяжках, белые рубахи, расшитые цветной гладью, на голых волосатых ногах – ботинки с пряжками, белые гольфы с красными бантами у колен. И обязательно шляпа почти без полей, но с длинным фазаньим пером. А главный символ в этом «хаузе» – это, конечно, её величество кружка. Дорогая красавица с картинками по бокам. Тяжёлая, из фарфора или стекла. Часто с откидной металлической крышкой. Гости уважаемые, достойные, постоянные свои личные кружки домой не уносят, а оставляют в зале, на полке при входе, положив набок в своей ячейке из проволоки… (за это платят помесячно)… А ключик от дверцы носят в кармане. Я почему-то думаю: «Неужели и у Гитлера была тут своя кружка?.. Интересно, может, место было своё?» Хотя понимаю, что пивной этот клуб существовал задолго до Гитлера…
Дада строго, недовольно глядит на меня:
– Давай без политики лучше, Кира. Нынче у немцев не принято вспоминать ни фюрера, ни войну. И ты забудь, пока тут. Не поймут.
Я умолкаю, но продолжаю думать: «А как не вспоминать-то? Если это Мюнхен, откуда фашизм и выползал. И продолжает ползти».
– А мне открыт отсюда весь мир. Европа как на ладони. Захочу – в Штаты махну. Только пока незачем, да и денег мало. А вот Верка моя в Аргентине. Неделю уже… А мы с тобой давай-ка пока пожрём.
Она идёт в кухонный закуток. Хлопает дверь холодильника. Слышу:
– Я тут совсем разучилась готовить. Помню, как в школе нас этому на уроках труда учили. А здесь всё готовенькое беру. В ресторане. Всё привозят. Шикарно и вкусно. Мясо, например, по-французски. Устрицы – я, конечно, их не беру, дорого. Паста итальянская болоньезе.
Спрашиваю:
– Что это за паста такая?..
В ответ Дада смеётся.
– Да это просто наша лапша варёная. Только с мясным соусом, куча приправ. Я когда сюда приехала, тоже никак не могла привыкнуть. Глаза разбегались на все колбасы эти, на еду, на весь этот рай. Сейчас привыкла… Вот только думаю, как всё-таки маму сюда вытащить. Там сейчас в магазинах хоть шаром покати. Пусть хоть под конец в этот мёд окунётся…
