– Да ну? Маргены – сплошной камень и лед! Там скверная зимовка, – чаша с вином добралась до Никлиса, и он сделал хороший глоток. – А ты?
– Я попался людям Гоегора… Против нас было три драккара! – торжественно объявил Рогли. – Но мы отбились.
– Три? Ай-яй-яй… – Никлис покачал головой, вежливость требовала поддерживать беседу. Конечно, конунг приврал, но не сильно, в пределах приличий. – Знатный бой, наверное, получился!
– Угу, было весело, – согласился Рогли. – Но я потерял много людей, к тому же могли появиться еще корабли Гоегора… Да, еще начался шторм! Бешенство Морского Царя занесло наш драккар к этим скалам, вот и пришлось зимовать здесь, корабль нуждался в ремонте.
Что ж, все было ясно. Рогли в битве с северным конунгом потерял часть команды и не имел надежды пробиться на север, к Маргенам, куда ушли другие предводители викингов. Вот и сбежал сюда. Потому и не спешат спускать корабль на воду – побаивается идти с малочисленным экипажем.
– Но теперь ты починил драккар и, конечно, снова бросишь вызов людям Гоегора? – изображая простодушие, спросил Никлис.
– Да я… это… конечно!
– Возьми нас с собой, – предложил Ингви. – Если выйдет драка, мы будем сражаться вместе с тобой.
– Почтем за честь сражаться с тобой, Рогли, – уточнил Никлис. – Возьми, не пожалеешь.
Говорить, что Ингви – единственная надежда викингов, не следовало. Зачем лишний раз напоминать Рогли и его разбойникам, что их ватага в безвыходном положении? Они и так это знают.
Пока имперские дела не коснутся маленького человека – ему не слишком интересно вникать в тонкости внешней и внутренней политики, куда больше беспокоит содержимое собственного погреба и сундуков. Вот ежели сундуки полны и в погребе запасы изрядные, ежели цех имеет достаточно заказов и есть уверенность, что завтра Гилфинг Светлый пошлет верные труды и заработки – тогда почему бы после рабочего дня не почесать язык в таверне за кружечкой пива с соседом, таким же почтенным мастером, отдыхающим после трудов праведных? Почему бы в воскресный день, пока домочадцы натягивают лучшие наряды, собираясь к проповеди, не изложить им, что отец семейства думает обо всех этих королях да герцогах? Конечно, тогда-то, в праздном спокойствии приятно посудачить, куда его величество поведет войско весной, да каким супостатам надлежит нынче дрожать в ужасе, ожидая неотвратимой кары.
Когда отступают заботы о собственном достатке, добрые ванетинцы очень даже охотно судили и рядили о том, куда Империя направит удар будущим летом.
Строили догадки, водили пальцами по столам, которые представлялись картой Мира – прокладывали маршруты между Малых гор, насыпанных из крошек хлеба, отбрасывали эльфов за Великую реку, проведенную смоченным в пиве пальцем… Теснили гномов и сокрушали гевских разбойников… И, разумеется, всячески превозносили молодого императора, да пошлет ему Пресветлый долгих лет и всякого блага. Иначе нельзя – ибо тех, кто дурно отзывался о монархе, могут же и в подземельях сгноить, да и виселицы у Восточных ворот не пустуют… Потому не болтали вслух лишнего, не решались признать, что волнует-то на самом деле одно: не призвал бы снова император ванетинцев в ополчение, не повел бы под эльфские стрелы да гномьи секиры. Не бросил бы под копыта кавалерии восточных сеньоров… Натерпелись, признаться, страху в прошлом году бедняги.
