– Присядем. Подождем, пока пенсионеры на свежий воздух потянутся.
– Они вполне могут ограничиться собственными дворами, – возразила я.
– Не сегодня. – Подруга усмехнулась. – Вы не заметили на двери местного магазинчика приметное объявление, Ватсон?
– Я его даже не увидела, магазинчик был слева – с твоей стороны, – напомнила я.
– Верно. – Ирка кивнула. – И я успела прочесть: «Молоко бочковое – четверг, 8:30». А сегодня как раз четверг. Вот увидишь, сейчас мимо нас детишки и старички с бидончиками потянутся. Выберем наиболее адекватного на вид персонажа и заведем с ним разговор.
Нашей собеседницей снова стала бабуля.
Насчет ее адекватности я бы поспорила – оранжевая строительная каска не очень гармонировала с серым болоньевым плащом и черными калошами. Но бабка логично объяснила свой выбор головного убора, заметив, что мы смотрим на него во все глаза.
– Кажется, дождик собирается! – сообщила она, совсем как Винни-Пух. – А у меня зонта нет, дочка с им на работу утопала!
Сама бабуля утопывать не спешила. Она остановилась напротив нашей лавочки и, погромыхивая эмалированным бидоном с крышкой в заведенных за спину руках, покачалась с носков на пятки, блестя калошами:
– А вы чивой-то тута? Хозяев нема. Петровна померла давно, а Митьку, сына ейного, повязали на днях.
– Чивой-то? – спросила Ирка и вытащила из кармана пакет семечек. – Угощайтесь, бабушка.
Я скользнула на край лавки, Ирка придвинулась ко мне, а бабка заняла освободившееся место и подставила ковшик ладони, принимая угощение.
– Магазинные? – Она хрустко раскусила семечку. – Недожарили, ну да ладно… Вы Митьке хто будете?
– Ему никто, мы его жены знакомые, – честно сказала Ирка. А уже после соврала: – Хотели его с Дашкой помирить, поговорить приехали. Пропадет же мужик в одиночестве.
– Тю-у-у! Спохватилися! – Бабка мелко затряслась, засмеялась, как закудахтала. – Шо ему Дашка та, он и без нее не одинокий! Нашел уже себе компанию.
– Другую женщину завел? – расстроилась Ирка.
– Почему обязательно женщину? – Бабка помотала головой, во все стороны рассыпая блики от лакированной каски. – Компанию-то и мужик может составить, и собака, и даже попугай, особенно ежели говорящий.
– Мите-то зачем кто-то говорящий, он сам немой! – напомнила я.
– А послушать? Покивать согласно? Посмотреть выразительно? Не надо недооценивать немых, – укорила меня бабка.
Я стушевалась. Правда, что это я такая нетолерантная…
– Так с кем тут хороводился Митя? – Ирка потребовала конкретики.
– А с парнем, – ответила бабка и вдруг запела, притопывая ногами в калошах: – На зака-а-ате ходит па-а-арень возле дома моего, поморга-а-ает мне глаза-а-ами и не скажет ничего!
Голосок у певицы был слабый, но мелодию она выводила чисто. Я аж заслушалась. Даже каска в комплекте с калошами перестала казаться мне странным прикидом – артисты еще не так наряжаются…
Ирка очнулась первой.
– Так, погодите, уважаемая! – встряхнувшись, воззвала она к певице. – Значит, Митя встречался тут с кем-то. Что за парень, какой он?
– Ни разу не смогла его рассмотреть, – с сожалением ответила бабка, прекратив концертировать. – Хотя видела трижды, а то и поболе… Я вон там живу. – Она неопределенно махнула рукой. – Быстро не добежать, а в окошко много ли разглядишь? Парень высокий, плечистый. Одет как чучело, то есть как все они нынче: в мешковатые штаны и безразмерную кофту с капюшоном. Название еще у ей какое-то неприличное – хуми чи хуни?
