– Но в повестке – я бы мог прочитать тебе еще раз, если бы ты не сжег ее, – говорится, что тех, кто хочет закрыть границы, возглавляет Ментор! Учитель!
Слепой вздохнул.
– Помешай суп, будь так любезен, Мэтти.
Мэтти послушно помешал в горшке деревянной ложкой, разглядывая, как фасоль и кусочки томатов кружатся в густой кипящей жидкости. Он еще раз подумал об учителе и добавил:
– Ведь он-то не себялюбив!
– Да, я знаю. Вот это-то и странно.
– Он рад всем в школе, даже тем, кто ничего не знает или не умеет правильно говорить.
– И тебе был рад, когда ты только пришел, – сказал слепой с улыбкой. – Думаю, это было непросто, но он выучил тебя.
– Сначала ему пришлось меня приручить, – признал Мэтти и тоже улыбнулся. – Ну и дикий я был, да?
Видящий кивнул.
– Дикий. Но Ментору нравится учить тех, кто в этом нуждается.
– Но зачем ему закрывать границы?
– Мэтти…
– Что?
– А ты не знаешь, Ментор торговал?
Мэтти задумался.
– Сейчас каникулы, так что я вижу его нечасто. Но иногда я заглядываю к нему домой… – он не стал упоминать о Джин, дочери учителя-вдовца. – Ничего необычного в его доме я не заметил. Никаких «Игровых машин», – добавил он со смешком.
Но слепой не рассмеялся в ответ. Он сидел и думал. Затем озабоченно проговорил:
– Дело не только в «Игровой машине».
– Дочь учителя сказала, что у ее собаки три щенка и я могу себе взять одного, когда он подрастет, если захочу.
– Разве она не обещала поцеловать тебя? А теперь щенка? На твоем месте я бы сначала добился поцелуя, Мэтти, – улыбнулся слепой, высвобождая из земли свеклу и кладя ее в корзину. Они вместе были в огороде.
– Я скучаю по своей собаке. Она была умная, – Мэтти посмотрел в сторону изгороди, возле которой два года назад они похоронили Прута.
– Ты прав, Мэтти, твоя собачка была хорошим товарищем долгие годы. Было бы неплохо завести щенка, – мягко проговорил слепой.
– Я бы смог выучить его, чтобы он стал твоим поводырем.
– Мне не нужен поводырь. А вот смог бы ты выучить его готовить?
– Только не свеклу, – сказал Мэтти, скорчив гримасу и бросая очередную свеклу в корзину.
Но когда на следующий день опять пришел в дом к учителю, его встретила безутешная Джин.
– Ночью двое умерли. Остался один щенок, и он болеет, и мать тоже.
– А чем ты их лечила?
Джин огорченно вздохнула.
– Тем же, чем я лечила бы себя или папу. Отваром липовой коры. Но щенок еще слишком маленький, он не умеет лакать, а его мама слишком больна. Она попила немного, а потом просто опустила голову.
– Покажешь их мне?
Джин впустила его в маленький дом. Хотя Мэтти думал в первую очередь о собаках, он вспомнил вопрос, который задал ему слепой, и стал озираться. Он заметил аккуратно расставленную кряжистую мебель и шкафы с книгами Ментора. В кухне Джин приготовила противни и миски для замешивания теста, чтобы испечь очередную партию вкуснейшего хлеба.
Он не заметил ничего, что говорило бы о том, что здесь ходят на Торжище. Никаких глупостей вроде «Игровой машины» или излишеств в виде мебели с мягкой обивкой и бахромой, какую выторговала себе супружеская пара, живущая дальше по улице.
Конечно, были сделки и другого рода – Мэтти знал про них, но до конца не понимал, как это. Про них ходили слухи. Выторговать себе можно было что-то невидимое. И такие сделки были самыми опасными.
– Вот они, – Джин открыла дверь в чулан, пристроенный к дому со стороны кухни. Мэтти вошел и опустился на колени перед ощенившейся собакой, лежавшей на сложенном в несколько раз одеяле. Крошечный щенок, почти без движения, если не считать его тяжелого дыхания, лежал у ее живота, как это делают все щенки. Здоровый щенок шевелился бы и сосал. А этому еще надо было давить матери на живот лапой, чтобы пошло молоко.
