– А матереубийство?
– Это оправдать нельзя. Но самое ужасное, что Карина Ильви всего лишь хотела защитить себя, свою семью, своих детей. Может быть, следовала за мужем… Мне трудно сказать. Полагаю, что и первое и второе.
– Убив родную мать?
– Это действительно ужасно. Но знаешь, Вета, иногда самые страшные поступки люди совершают не потому, что их душа черна, а потому, что она спит глубоким сном. Пробудись она – и Карина Перрт сама убила бы себя. А она слепа и глуха… Это не зло, это как у животных, которые могут загрызть ослабевшего товарища.
Почему-то меня его слова не утешали. Во рту по-прежнему стоял горький привкус желчи.
– Вы их понимаете и можете простить. Я вижу. Может, такое и делает вас истинно верующим человеком. А мы… мы живем на земле. И мне сейчас гадко. Словно я в навоз окунулась.
– Но навоз – отличное удобрение! И на нем может вырасти и что-то полезное! Не надо так себя терзать. Люди несовершенны, и если тебя это утешит, ты правильно отказала Перртам.
– Знаю.
– Ты бы умножила зло, а они ничему бы не научились…
И это я тоже знала. Только вот легче не было, и храмовник понял.
– Бывают такие ситуации, где нет ни плохих, ни хороших. Но такова жизнь.
– А мое отношение к ней?
Ант Оривс улыбнулся и вдруг чисто отеческим жестом погладил меня по голове.
– Ты взрослеешь, девочка. Ты просто взрослеешь.
* * *
Его величество кивнул канцлеру, подписывая смету.
– Да, давно пора.
Новая лечебница будет построена на границе Желтого и Зеленого городов. Будет удобной, чистенькой, новенькой, в самый раз для мага жизни. Да и надо, давно надо. Население растет, а лечебниц на всех не хватает, вот и бегают люди по частным лавочкам.
Алонсо довольно кивнул:
– Сегодня обрадую нашу лекарку.
Рамон Моринар постучал для приличия, но ввалился раньше, чем получил разрешение.
– Что случилось?
– Тиртанцы принялись торговаться.
Король покачал головой:
– Нет. Никакой торговли. Либо они делают все, как мы сказали, либо…
Моринары и его величество переглянулись. Конечно, торговля – вещь хорошая, и война сейчас не нужна, но уступить – означает потерять лицо. А еще его величество надеялся выловить тех, кто договаривался с треем Лантаром, обещая ему безопасность в Раденоре. Труп – это хорошо, его тоже можно допросить, но пока Лантара умертвят там, пока привезут сюда… подгниет. Да и душа может уйти… далеко. Возись с ним потом… Не говоря уж о том, что Тиртан продажен с хвоста до головы. Как та рыбина. Откуда ни чисть… Подсунут кого-нибудь вместо Лантара, а самого трея потом кракена с два найдешь.
Никакой торговли!
* * *
Этот кабинет был воистину королевским.
Позолота от пола до потолка, лепнина, в завитках которой поблескивают драгоценные камни (именно драгоценные, какое стекло, что вы?), паркет из черного дерева, мебель из розовой дальбергии[4], витражные стекла в тяжелых медных переплетах… На фоне всего этого добра глаз даже не сразу замечал громадный стол и сидящего за ним хозяина.
М-да, герцога Ришарда природа не баловала.
Ни роста богатырского, ни профиля точеного, ни даже гривы волос. Собственно, больше всего его светлость напоминал разбогатевшего лавочника: светлые реденькие волосы вокруг плешки, круглое лицо, объемистое пузико и короткие ноги. Но любого, кто вздумал бы посмеяться над этим, ждала медленная и мучительная смерть – злопамятности герцога хватило бы на шестерых скорпионов. А заодно – жестокости, безжалостности и подлости.
