Капитан оторвал от лежавшей рядом с ним окровавленной тряпки, ранее бывшей чьей-то одеждой, кусок и худо-бедно замотал рану. Лай к этому моменту наконец-то перестал кричать. Он был мертв. Набаторец, ежеунно вытирая лицо от крови, огляделся. Все было кончено. Он единственный, кто выжил после того, как на них набросилась Ходящая. Товарищи и госпожа – мертвы.
Госпожа мертва…
Он не мог в это поверить. Такое не укладывалось в голове. Грай никогда не мог подумать, что те, кого жители этой земли называли Проклятыми, могут умирать. Но она лежала перед ним, вся поломанная и окровавленная. И три стрелы, оставшиеся в ее теле, были немым укором ему.
Он не справился. Не смог. Не оправдал честь, возложенную на него. Опозорил свой род.
На самой границе пылавшего болью сознания набаторец отметил, что рядом кто-то пошевелился. Здоровенный парень с лицом дурака, что шел за ними от самого трактира, встал на ноги. Он подошел к набаторцу и сказал с такими знакомыми воину интонациями:
– Ты плохо выполнил работу, Грай.
Раненый вздрогнул, поднял голову и испуганно охнул, увидев глаза парня. Они были абсолютно белыми. Незрячими. Казалось, в них полыхает могильное пламя. И этот, чуть насмешливый, молодой и уже ставший привычным голос! Только один человек осмеливался говорить так с королевским гвардейцем.
– Это… это невозможно, – прошептал Грай. – Я не верю… госпожа…
Взгляд Тиа не предвещал ничего хорошего.
Шен на первой же остановке дал Гнусу в морду за то, что тот сбежал и увел за собой Бамута. Но, к моему удивлению, недомерок на удар не ответил. Похоже, до поры до времени он решил не лезть в драку, так как перевес был не в его пользу. И я и Лаэн не слишком жаловали этого урода.
Гнус и Бамут вели себя тише воды ниже травы, и мало-помалу обстановка перестала быть напряженной. Обиды отошли на второй план. Сейчас все держались друг за друга, поэтому приходилось делать вид, что ничего существенного не произошло.
К вечеру четвертого дня мы остановились на ночевку в чинаровой роще. Сегодня был пройден достаточно большой отрезок пути, и можно было с чистой совестью отдыхать до следующего утра.
– Ты уверен, что здесь безопасно? – спросил у меня Гнус.
– Посуди сам. Мы четыре дня рысью бредем через дебри. Не сегодня, так завтра выйдем к тракту. Направление верное. Если за нами и была погоня, то она отстала. Иначе нас бы давно взяли за хвост. Не думаю, что небольшой костер сможет повредить. К тому же есть тетерку сырой не слишком полезно. Лично я предпочитаю жареную птицу.
Гнус угрюмо выслушал, кивнул, показывая, что согласен с приведенными доводами, и ткнул Бамута в бок. Тот, недовольно кряхтя, встал, и они вдвоем ушли собирать хворост для костра. Я проводил их взглядом, пока они не скрылись за деревьями. Лаэн дремала, подобрав под себя ноги и прислонившись к древесному стволу. Дорога утомила ее. Она так до сих пор и не оправилась после происшедшего в деревне.
Я снял с себя куртку, осторожно, чтобы не разбудить, укрыл жену.
– Пригляди, – шепотом попросил Шена.
Лекарь ощипывал подстреленную мной тетерку и, не отвлекаясь от дела, кивнул. Ни я, ни Лаэн, ни он о том, что произошло в Песьей Травке, не говорили. Мы старательно избегали этой темы, прикрываясь нехваткой времени. Отчасти это было правдой. Изнурительные пешие переходы заканчивались тем, что во время вечерних привалов все на скорую руку перекусывали и проваливались в сон до самого утра. Иногда не было сил даже выставить стражу. Затем – опять в дорогу, а там нормально не поговоришь. Я не хотел, чтобы нас услышали Гнус и Бамут.
