Ветер крепчает - страница 15

– Я вот постоянно кашляю. Наверное, у меня грудная болезнь…

Она тут же будит во мне сентиментальность. Я окончательно теряюсь: не понимаю, жестокосердна она или сердобольна. Но, по-прежнему испытывая мучительную боль, с каким-то странным удовольствием начинаю воображать, как ее туберкулезные бациллы потихоньку поражают мои легкие.

Девушка не сдается и предпринимает следующую попытку.

– Вчера после закрытия кафе я повела собаку на прогулку. Гуляли здесь, неподалеку. Было около двух. Темнота вокруг – кромешная. И тут кто-то пошел за мною следом. Но видимо, посмотрел на собаку – и куда-то скрылся. Собака-то у меня очень большая.

Я полностью вверяюсь ей. И она вновь – не одним, так другим путем – наносит исцеляющий бальзам на мои раны, а затем тщательно их перевязывает. Я ощущаю, как постепенно уравновешиваются внутри меня радость и боль от общения с нею.

Через час мы поднимаемся со скамейки. Я замечаю на ткани ее одежды, вокруг пояса, резкие заломы. И эти заломы, появившиеся из-за сидения на скамье, становятся решающими: меня переполняет радость.

Расставаясь, мы договариваемся, что завтра после полудня пойдем в синематограф.

На следующий день я замечаю ее, бредущую по парку, из окна машины. Негромким окриком резко останавливаю авто. Чуть не падая вперед, подаю ей знаки. Когда она садится, машина трогается на малых оборотах, а минуту спустя мы проезжаем перед «Сяноару»: еще только полдень, и посетителей в кафе почти нет; мы мельком замечаем лишь фигуры официанток. Нас, людей робких, это маленькое приключение чрезвычайно воодушевляет.

Синематографический театр «Пэлас». «Варьете» Эмиля Яннингса[8]. Я захожу и на мгновение теряю ее в искусственной мгле. Затем нахожу кого-то похожего на нее прямо возле себя. Но полной уверенности в том, что это она, у меня нет. Поэтому, нащупывая ее руку, я действую не слишком решительно. При этом глаза мои различают лишь непрерывное движение увеличенных на порядок человеческих конечностей, мелькающих на экране.

Попивая содовую возле установленного в подвальчике автомата по продаже газированной воды, она нахваливает Эмиля Яннингса. Какие у него плечи! Говоря об этом, она пытается напомнить мне сцену убийства, в которой все было передано выразительной игрой одних лишь этих плеч. Но перед моим мысленным взором возникает спина не Яннингса, а Маки – есть в них какое-то сходство. Мне вдруг вспоминается, как в один из июньских дней мы с Маки вместе гуляли по городу. Он остановился купить газету, а я, дожидаясь рядом, наблюдал в это время за проходившей мимо женщиной. Она шла и, не обращая внимания на меня, неотрывно глядела в широкую спину Маки… В какой-то момент память подменяет незнакомую женщину на стоящую рядом девушку. И вот мне уже вспоминается, будто я смотрел тогда на нее – на то, как она прожигала взглядом спину Маки. Я начинаю верить, что сейчас она тоже неосознанно смешивает одно с другим: видит за плечами Яннингса плечи Маки. Но я справедлив. Я сам знаю: плечи у Маки – что надо. И невольно проникаюсь желанием спутницы, мечтающей, чтобы эти крепкие плечи прижались к ее плечам.

Я замечаю, что гляжу на окружающий мир уже исключительно ее глазами и даже не пытаюсь посмотреть на него как-то иначе. Верный симптом: такое бывает, когда мысли и чувства двоих переплетаются крепко-крепко, как в тугом галстучном узле. Вместе с ним всегда приходит боль, что лишает сознания.