Только уже не от чужаков, готовых ни за фунт изюма примазаться к его успеху, а от собственного начальства. Так как старик увидел рядом с ним генерального директора их племенного коневодческого хозяйства господина Лисовца собственной персоной.
Несмотря на раннюю – не по возрасту тучность, вполне элегантно смотрится тот в жокейском элитарном сообществе в своём новеньком и очень модном в нынешнем сезоне, светлом спортивном костюме.
И тем более в компании с подчиненным.
Таким же, как все они – низеньким и поджарым, словно щепка своим собственным заводским наездником. Рядом с которым, даже имеющий средний рост, Юрий Валентинович кажется настоящим великаном.
И все же, горой своего авторитетного директорского тела нависая над победителем скачек, он, тем не менее, нисколько не перебирает в лести и обещаниях. Более того, не придаёт, судя по всему, излишнего значения добытому Кубку.
Так как, продолжая разговор, вдруг перешёл от высказанной и совершенно не прикрытой ничем похвалы к делам более насущным.
– Главное, теперь и до предстоящего финиша не особенно расслабляйся, Илюха, голова, да ухо! – пусть и запанибратски, но вполне убедительно настроил он Сажина на вечернее соблюдение режима. – Завтра скачки на областной Гран-при и, потому куда важнее – чем сегодня вырвать победу!
Его можно было понять.
Ведь, что ни говори, у Сажина всё лучшее осталось в прошлом.
И даже столь прославленному жокею как он, имевшему за плечами множество подобных героических эпизодов проходилось теперь только уповать на бледное отражение былой славы – без особой перспективы повторить карьеру заново.
В свои годы – перешагнувшие уже за сорок, Илья хотя и выглядит ещё словно подросток, однако, лишь непосвященные не замечают произошедших с жокеем возрастных перемен.
С каждым новым спортивным сезоном ему всё труднее удаётся удерживаться среди коллег, под строгими судейскими взглядами, брошенными на планку медицинских весов во время предстартовой регистрации.
Последний его рекордсмен – четырёхлетний Беркут еще позволял проходить взвешивание, где от жокея требовалось ни на грамм не превышать более-менее приемлемый лимит в 59 килограммов.
– Тогда как на более молодых лошадях ему уже не гарцевать, – понимают и Сажин, и почти все на их Предгорном конезаводе.
Потому, что никакая изнурительная парилка в сауне перед скачками, сопряжённая даже с полным голоданием «до и после» уже не могут помочь Илье, с той же лёгкостью, что и раньше, проходить затем строгий судейский «отсев» с самой естественной формальной оценкой, показывают которую обычные медицинские весы.
Да и что говорить, дорогого стоит ему, не одну собаку съевшему в непростой профессии, всякий раз брать верх над правилами в этой, и без того слишком затянувшейся борьбе с личным весом, уже откровенно заматерелых костей и мышц, из которых состоит «престарелый» жокей.
– Тогда как на самых молодых жеребцов требуются наездники с гораздо меньшей, чем у него комплекцией! – в любой момент могут подтвердить судьи.
Имеют же в виду ту самую спортивную форму, какую изрядно к этому времени растерял, постепенно – с годами набирая с годами лишний вес, последний их далёкого отсюда посёлка Предгорного мастер-жокей. Хвалёный, а то и некогда перехваленный Илья Сажин, завоевавший немало наград и почестей.
Всем хорош был в молодые годы и нынче достоин был бы похвал, если бы, по разным причинам, так и не сумел, за всю свою долгую карьеру заводского жокея выполнить святую профессиональную заповедь, а то и просто не захотел подготовить себе достойную смену.
