Ветер в Парве. История гибели одной столицы - страница 6

Картина вновь изменилась, будто неизвестный художник перемешал краски. Теперь было уже раннее утро, и я бежал с эмалированным бидоном за молоком. Стоять за молоком в очереди среди чужих, постоянно о чем-то разговаривающих между собой людей – невеликое удовольствие, почти испытание. Но какое счастье, когда моя очередь наконец-то подходит к концу и ароматное свежее молоко выливается из крана в большой железной бочке в мой бидон! Теперь, главное, донести и не расплескать. Надо проверить крышку бидона… Ага, все в порядке. Ну, прощай, шумная торговая площадь!

И снова смешались краски, и снова поменялась картина… Я уже не на даче, а в городе. В Парве зима. Меня нарядили в дутые сапожки, которые сотрудник мамы привез из-за границы, в зимнее пальто и невероятно теплую, колючую шерстяную шапку, от которой всегда потом чесалась голова. Мама вела меня на каток во дворе, в ее руках – мои коньки. Как же я любил кататься на коньках…

Затем я вижу папу: он гулял с собакой во дворе и рассказывал мне что-то о космосе, звездах, планетах, Млечном Пути… И мне все это так было интересно, и я был снова счастлив. Собака – маленькая, уши почти до земли. Она тонула в снегу, плавала брасом, а не бегала. Папа брал ее на руки, и мы отправлялись домой…

И снова неизвестный художник мешает краски… Я вижу свою школу, одну из лучших школ в Парве. Учеба давалась мне без особого труда, но меня выгоняли из класса за хулиганство на уроке… И это было и обидно, и смешно. Конечно, вызывали родителей. Мама в любом случае стояла за меня горой и в школу не ходила, а папа так заговаривал учительницу, что она была рада, когда провожала его восвояси.

Краски снова смешиваются… Я вижу себя в последнем классе школы. Мне приходилось не только посещать школьные занятия и выполнять домашние задания, но и готовиться к поступлению в университет… Моя спина каждый день болела от «кирпичей», которые я носил в ранце. После школы, перед тем как поехать на подготовительные занятия в университет, я заходил к дедушке и бабушке. Постаревший дедушка из-за моих нагрузок был вне себя от возмущения, а бабушка кормила меня обедом, как в детстве. Только вместо того чтобы после обеда (тогда домашняя работа могла и подождать) завалиться на диван с яблоком в зубах и книгой молдавских сказок, как это бывало в первом-третьем классах школы, я скорей-скорей убегал по делам с «кирпичами» за спиной.

И снова неизвестный художник мешает краски, и я оказываюсь на похоронах своего любимого деда. Цветной сон превращается в черно-белый… потом переселяюсь к осиротевшей бабушке. Мне начинает названивать моя будущая жена… Нет, не Мара… Моя первая жена, с которой я давно развелся… Она тогда была еще совсем девчонкой. Впрочем, и я был мальчишкой, хотя мы оба к тому времени окончили университет и учились в аспирантуре. Как тогда сильно и странно изменилась жизнь… И совсем не в лучшую сторону… Прошлого было уж не вернуть. Детство с запахом дымка от дедушкиного самовара летним теплым вечерком и ароматом жасмина давно упокоившейся с миром (задолго до деда) прабабушки закончилось раз и навсегда, а взрослым я быть не умел… И самым ужасным было то, что при всем нашем семейном горе мы были рады, что дед не дожил до тех событий, которые последовали за его смертью в Парве… Впрочем, это уже политика…

Я проснулся от звука будильника, заведенного на моем телефоне. Некоторое время сидел как побитый: скорчившись, обхватив голову руками. К глазам подступали слезы. Парва – мой родной город. В ней прошла бОльшая и, возможно, лучшая часть моей жизни. Но в течение нескольких лет, буквально в пределах одного десятилетия, она изменилась до неузнаваемости. Ушли навеки на тот свет или уехали в другие страны не только любимые мною люди – люди, благодаря которым я был счастлив. Бесследно исчезли бесценные места: улочки и переулки, площади, малоэтажные дома… Все это было стерто с лица земли по воле сильных мира сего. И любимые места превратились в бесформенную громаду разноэтажных стеклянных, каменных и металлических сооружений, многие из которых расходились по швам, пугая уже заселившихся в них жителей (если это были жилые дома) и сотрудников организаций (если это были офисные здания). Швы грубо замазывались цементом. И никого не волновало, что на самом деле происходит с новостройками изнутри, потому что каждый дом имеет свой собственный организм. И если уж он дал трещину, то просто замазать ее цементом – это все равно что припудрить раковую опухоль.