Ветер западный - страница 16

. Звуки его голоса увлекли меня в глубины моей души, туда, где мрак и свет сменяли друг друга, – Танли следовало бы пойти в церковнослужители, если одним лишь голосом он умеет так воздействовать на людей. Затем без передышки, даже не прочистив горло, он сказал:

– Вы, конечно, помните собаку Мэри Грант, черную, я ее убил. Прошлой ночью.

И даже это прозвучало песней со словами столь же впечатляющими, как и его огромный живот. В деревне голову ломали: как ему удается всегда оставаться толстым? Говорят, завидуй тому, кто с жирком осенью, и не доверяй тому, кто с жирком весной. Жирному Танли завидовали и не доверяли круглый год.

– Собаку Мэри Грант? – зачем-то переспросил я, ведь он уже так и сказал, и без обиняков.

– Именно, Рив, собаку Мэри Грант.

Наверняка ту самую, которую мы с Картером поутру видели на дороге. Или не ту? Если подумать, я и не знал, как выглядит – или выглядела – собака Мэри Грант. Я не видел ее много лет. Удивительно, что я помнил, как выглядит сама Мэри, учитывая, сколь редко она ходит на мессы, – старуха похожа на свою дочь, которую я вижу каждый день. Впрочем, Джанет Грант куда приятнее на вид, без сомнения.

– Как вы ее убили? – спросил я. Всегда начинаешь с легкого вопроса, он прокладывает путь к более трудным: почему? за что?

– Подсыпал монашьего куколя[10] в пищу.

– Монаший куколь? Не самая легкая смерть, – пробормотал я.

– Не знал, что смерть бывает наилегчайшей.

Бедная псина. Я представил ее последние мгновенья: спина дугой, рвота, ребра то вздувают шкуру, то опадают, будто крылья умирающей бабочки.

– Вы же знаете – ближе, чем эта собака, у Мэри Грант никого не было.

– Не было и не будет.

– Скажите, почему вы это сделали?

– Она лаяла и выла и не давала мне спать по ночам.

– Собаки рождены лаять и выть…

– А люди рождены спать по ночам.

Я поднял глаза к перекрытиям на потолке, как обычно, когда я раздосадован:

– Мы не убиваем живое существо за то, что оно ведет себя согласно своему естеству.

Собака, валявшаяся на дороге с высунутым языком, похожим на иссохший розовый лепесток, и старуха Мэри. К ней никто не заглядывал, не считая дочери, да и Джанет приходила скорее из чувства долга, чем из любви к матери.

– Я скажу вам, что для собаки неестественно, – отвечал Танли, закипая. – Когда псину держат на привязи во дворе в любую погоду, и она воет день и ночь, будто кровожадная зверюга, а ее хозяин тем временем – или хозяйка в данном случае, – рассевшись на своей тощей заднице, охает и хнычет. А ее единственный сосед – добрый сосед, он приносит ей дрова, разжигает огонь, чинит крышу – изводится, ворочаясь с боку на бок не в силах заснуть, и сам начинает беззвучно выть, тихо сходя с ума, вместо того чтобы спать. Убийство этой собаки – избавление для нас всех. Лучше уж прикончить ее, чем саму Мэри. Так что я пришел не столько за прощением, сколько за благодарностью.

– А вы малый не промах – явиться на исповедь за благодарностью.

– Да, ваше преподобие, я малый не промах, все женщины так говорят.

– И жестокий. Старуха теперь места себе не находит.

– Она уже давно ничего не находит, рехнувшаяся старая свинья.

В этом весь Танли, на исповедь он идет не столько за прощением, сколько затем, чтобы обойтись без оного, доказав: прощать его нет нужды. Расскажет все как есть, сбросит груз с души, и дело с концом. Танли – мужчина крупный, и, по его словам, дьяволу есть где в нем затаиться. Поэтому все свои проступки он выносит на свет божий, пока дьявол до них не добрался. В итоге я знаю о нем больше, чем хотелось бы, – мне, по крайней мере: о его наездах в Борн, где ночь напролет он исходит потом, занимаясь любовью с двумя женщинами, которые от него якобы без ума; одна замужем, другая вдовствует. Ни один мужчина в нашей деревне не пользуется бо́льшим успехом у женщин, чем Танли. В чем секрет – в музыкальности его голоса, песнях, что он им поет, долгих смачных поцелуях в шею? (Последние он описал столь подробно, что у меня возникло ощущение, будто он и меня поцеловал.) В более чем выдающейся принадлежности между ног? (Каковую он тоже помог мне вообразить.) Однажды я спросил мою сестру, что такого женщины находят в Танли, как может столь нравиться мужчина, чьего жира хватило бы на двоих, – неужто их это устраивает? Сестра ничего не ответила, только улыбнулась.