– Лаская взор, горит пучина, и в ней горят они, оне…
– Так, так, так. – Я подпер подбородок кулаком и приготовился слушать.
Удивительные строки лились из Данте как из рога изобилия. Он, вне всяких сомнений, был поэтом по рождению, настоящим поэтом из тех, что просто не могут не писать. И даже если все окружающие в голос твердят им: «Не пиши, не пиши, не пиши» – они не обращают на этот хор голосов никакого внимания, продолжая пачкать бумагу все новыми и новыми «величайшими произведениями искусства». Он все читал и читал, отбрасывая листки, хватаясь за новые, он декламировал страстно и искренне. Фантазия у него была богатой, а тексты довольно неровными, словно их написал не один, а несколько авторов. Впрочем, судя по стихам, Алигьери постоянно находился под влиянием тех или иных поэтов Внешнего мира. И где только он сумел познакомиться с их творчеством? Наверное, ему переписывали по памяти разные произведения похищенные книжники, которые уже не надеялись вернуться на поверхность.
Некоторые стихи Данте очень легко запоминались. Мне запало несколько мастерских строф. Вот они:
Я помню чудные мгновенья:
Передо мной являлись вы,
Как мимолетные виденья,
Без рук, без ног, без головы…
Или:
Выхожу один я из пещеры,
И сквозь мрак мой скорбный глаз блестит,
Тихо все. Но сильно пахнет серой,
«Ты – палач!» – мне грешник говорит.
Еще запомнилось не слишком профессиональное, зато очень проникновенное:
Гой, Пределы вы родные,
Мира пуп, а может, зад,
Не видать конца и края —
Лишь огонь сосет глаза.
Что ни говорите, а подобные строки могут сильно расширить восприятие и даже свести с ума, особенно если ваше сознание совсем недавно было на грани того, чтобы покинуть вас навсегда. Мир мой потихоньку стал наполняться вопящими грешниками, людьми без лиц, демонами, колдунами, Нижние Пределы представали передо мной во всей своей «необъятной красе» и «бесконечности яростного прекрасия». Это я цитирую отдельные строки «гения»…
Наконец гора бумажек, которыми обложился демон, заметно уменьшилась. Вскоре он уже копался вокруг, с трудом стараясь найти нечто такое, чего я еще не слышал. Хвала Спасителю Севе Стиану, такого осталось мало. Мы сидели с демоном несколько долгих часов, и я уже успел порядком протрезветь.
– Ну ладно, – проговорил наконец Данте, – думаю, на сегодня хватит. Ну и что тебе понравилось больше всего? Может, вот это… – он продекламировал строфу о грешниках, которые «все кричат, кричат, кричат – исправляться не хочат».
– О да, – ответил я, – очень удачное стихотворение. Особенно мне понравилось…
– Что, что понравилось? – Он подался вперед. Такое внимание к моему мнению не могло не польстить мне. Я улыбнулся и сказал:
– Ритмика стиха понравилась, его музыкальность. А еще использование оригинальных лексических приемов.
– Чего, правда, что ли? – отшатнулся Данте. Казалось, он поражен до глубины души – желтые глаза напоминали два бронзовых блюдца, он перешел на шепот: – Так я чего, гений, что ли, да?
– Ну, – качнул я головой, – думаю, гений. Да, несомненно, гений.
– Я – гений! – Демон завороженно уставился куда-то вдаль. – Я – гений, – повторил он, схватил меня за плечи и заговорил скороговоркой: – я так и знал… так и знал, что когда-то найдется кто-то, кто все это сможет оценить, сможет понять меня. Тут нужен был кто-то, у кого душа поэта, кто-то, у кого натура такая же тонкая, как у меня, тонкая и нежная, как свежесодранная с мученика шкурка.
