Сельма замахала руками.
– Матушка Галаора, исполнив свой долг, вернулась в родовое гнездо! Вам не нужно ее приветствовать или почитать.
– Сельма, я еще столько не знаю о драконах! Объясни подробнее! Или вот что – мне учитель нужен! Или несколько. По… этикету местному, законам, истории, обычаям… вот чему учат благородных отпрысков знатных родов, тому пусть и меня научат!
Учитель появился на следующий же день. Он и так ходил на уроки к принцессе, теперь будет еще в мое крыло заворачивать.
Высокий сухопарый старик представился мастером Зе́наром, за ним шел раб со стопкой книг и карт. У меня как раз имелась почти пустая комната – ну, не нажила я столько добра, чтоб заполнить пять, (целых пять!) огромных комнат для меня одной. Альма сказала, что это комната для рукоделия. Светлая и солнечная, с диванами по все трем сторонам. Осталось только принести парту или стол, и можно начинать заниматься.
Однако вместо парты мне вручили доску, к которой прищепкой прижали лист бумаги в крупную клетку и тонкую кисточку.
– Каллиграфия – высокое искусство красивого письма, призвано упорядочивать мысли пишущего! Выражение выписанного рукой знака отражает как внутреннюю гармонию, так и хаос, царящий в душе. Каллиграфия развивает твердость руки, воображение и художественные навыки! Один и тот же знак можно изобразить различными способами, которых я знаю более трехсот! – Мастер Зенар воздел сухой палец к небу, а я тоскливо вздохнула. – Сегодня мы изучим вид письма, подходящий молодой замужней женщине.
– А у незамужних другие буквы? – не выдержала я.
– Буквы те же, но стиль написания разительно отличается! Более того, по виду букв на конверте или свитке сразу можно понять, деловое это письмо, дружеское, важные сведения, обычные новости, либо в нем будут выражения чувств. Поскольку чувства разные, то и начертание знаков тоже отличается! Письмо о любви и письмо об утрате родственника не могут выглядеть одинаковыми.
Меня затопила волна разочарования. Уж лучше рукоделие! Хотя бы видишь результат своего кропотливого труда.
– Украшение письма может спасти жизнь, – наставительно сказал мастер Зенар. – Дружили как-то два писца в старые времена. Оба служили у разных владык, но поддерживали дружбу, завязавшуюся в детские годы. И вот одному из них пришлось писать приказ о казни своего друга, которого оклеветали враги. Он украшал заголовок приказа узорной рамкой, как и положено в таком документе. Виды и образцы орнаментов мы тоже изучим, – вверг меня в пучину тоски мастер Зенар. – Так вот, терзаясь душой и заканчивая узор, он добавил с края два лишних знака. Сами по себе они ничего не означали. Повелитель прочел, подписал и запечатал приказ собственной печатью. Приказ был доставлен и передан в руки его друга. Перед лицом своего господина тот осмотрел свиток, проверил печати и заметил эти два знака. С них начинались две первые строфы стихотворения «Ода казнимому». Он сразу догадался, что в свитке приказ о его казни. Тогда он притворился, что у него пошла носом кровь, закрыв рукавом лицо. Ему разрешили выйти, чтоб привести себя в порядок, чем он воспользовался, чтоб сбежать. Отлично зная дорогу, он успел выйти из дворца и скрыться. Повелитель ждал его, ждал, затем приказал другому служащему вскрыть и прочитать свиток. Все удивились прозорливости писца, откуда он узнал о том, что в свитке? Его искали, но не нашли. Затем в его деле разобрались, приказ был отменен, а в городе объявлено, чтоб писец без страха вернулся во дворец
