– Купить на вечер что-нибудь?
Бутылку водки, хотелось сказать Субботину. Но он пересилил себя:
– Прогуляйтесь в «Сладкие пальчики». Возьмите мармеладу на всех. Две банки хорошего молотого кофе. На сдачу купите мороженого. Фисташкового! Иначе дверь не открою.
Дал денег, кивнул девицам на дорожку. Девочки улыбнулись гостям, козырнули султану и мигом исчезли. Миха и Ваха, охрана и крыша агентства «Антигуа», пожали Субботину руки, уселись в гостевые кресла и глянули на него, продолжая молчать. «Вот черти, – подумал Вилька. – и я не знаю, с чего начать». Пришлось начать с беседы по телефону, прилежно опуская детали. В деталях масса неясностей. Помолчав, Миха спросил:
– Суббота, где накосячил? Дорогу не тому перешёл? Ты ж вроде ходок серьёзный. По мелочам давно уже не портачишь.
Скривившись, Вилька замычал, как от острой боли, мотнул головой:
– Пешеход, а не ходок! Если и накосячил, мне об этом неведомо.
– Сдэлай, ара, чтобы мы всё поняли, э! – подкинул идею Ваха.
И смешал дискуссии карты. Субботин замолчал, собираясь с мыслями. Пронзил дружинушку хоробрую острым взглядом… нет, знать им пока что всего не надобно. Потери могут оказаться важнее находок.
Миха, для посторонних Шокин Михаил Абрамыч – моложавый, крепенький боровичок лет тридцати семи. Идёт по жизни, покачивая задумчиво полысевшей макушкой, уверенно переставляя кривые и плотные ножки. Опасен, как мина-растяжка, спокоен и вдумчив, как голливудский снайпер. Симпатизирует не без взаимности скромной Нине, гаремному главбуху. Скорей всего, Миха лишь числился главой охранного предприятия. Все нити управления сосредотачивались в руках шаловливого на вид, застенчивого Вахи, Вахтанга Мисаиловича Амилахвари, горбоносого, хищного, смуглолицего.
На вид Вахтангу лет сорок. Просветы седины делают его похожим на знаменитого актёра Баниониса. В горбоносом и гортанном исполнении. Миха одет, как партизан на учениях: футболка-камуфляж, кожаный жилет с бесчисленным запасом карманов, наружных и внутренних, фирменные чёрные джинсы с потёртыми берцами. Подбористый мужичок, отстранённо подумал Субботин. Не придерёшься взглядом, а постараешься его отвести. Зато уж Ваха – сама элегантность! Как денди лондонский одет, весь на пружинах. Пытливо вглядываясь в Субботина и окружающую обстановку, словно ища в ней причины их вызова, фасонный горец расстёгивал-застёгивал янтарные пуговицы светло-горчичного кашемирового пальто, дополненного белым шарфом и кожаной кепкой коньячного цвета.
Туфли из крокодиловой кожи, бежевые брюки из тонкой верблюжьей шерсти – неотразим наш Ваха, жгучий и острый, как халапеньо. Субботин не сомневался: в зависимости от обстоятельств Ваха готов выглядеть кем угодно, от грузинского мафиози до элегантного Джеймса Бонда. Сейчас он, как говорят в определённых кругах, по приколу терпилу лепит, изображая южного таксиста. Ваха растерянно озирается, хлопает Миху по плечу, по рукам, взывает жалобно:
– Э-э… слюшай, да! Чурчхела ел? Музыка крутиль… типер что, динама крутищь?! Я говориль, бири, што сэрцэ просит! Тёлка хотель – пажалста! Дэвушк давай захады, плащик снимай, изюм-музюм кушай! А кто заплатит, ара? Две штуки за всё – это чистый грабёж, мамой клянус!
– По счётчику, ишак! Твой дом неделю труба шатал, – подыгрывает Миха. Занавес, можно аплодировать, и воины света наивно хохочут, очень довольные реакцией единственного зрителя. Двое из ларца, не похожие с лица. Бойцы невидимого фронта. С Михой и Вахой причудливым образом свели как-то Вильку пути Господни. Жил в Одессе славный паренёк, ездил он в Херсон за голубями… ах, если бы! Ездил подолгу двухметровый Боря Валинога, по прозвищу Бобо, всё больше в жаркие страны да в горячие точки. Однажды Бобо довелось выносить из боя, случившегося в засаде на транспортную колонну – чего там, дело житейское! – раненого сержанта, того самого Миху, сидевшего нынче в кресле.
