Via Crucis - страница 29

– Нет, обожрался, мученик, – умильно вздохнул хозяин, продолжая теребить за ухом рыжего толстяка. – Пожертвовал мне один доброхот тридцать четыре килограмма солёной сёмги. Отборное филе, жирное, нежное такое, как сливки. Какой-то у него там рыбный заводик, скумбрию делают – пальчики оближешь! Пожертвовал, мы и рады, многая лета. Рыбы три коробки, расходится медленно, опустили её в погреб. Мать Николая раздать хотела, да я не велел, всё же – подарок, что ж его налево-направо. Недели через две стала сёмга та чуть припахивать. Но мы не выбрасываем, гости какие бывают, угощаем. А Николая вышла раз к почтарке, да погреб не прикрыла. Боян, разбойник, залез туда и спрятался. Три дня его искали, а он, значит, пировал в одиночестве. Килограммов пять съел, окаянник. Витька его нашёл еле живым, когда грибы маринованные полез расставлять. Стонал наш Боян, как человек, на глазах слёзы, умирал почти, разве что исповеди не просил. Неделю его маслом оливковым отпаивали, еле подняли. Потом он бегонию с подоконника целиком съел, проблевался и вконец очухался, победная голова с усами.

Боян задремал, глухо урча и изредка потягиваясь то одной, то другой лапой. Они немного посидели в тишине, гость с удовольствием поедал бублики. Всё же, женская рука в доме нужна, подумалось ему. Беседа возобновилась, но текла вяло, и затрагивала самые общие темы: всеправославный собор, взносы в епархию и банкротство местного консервного завода, за внимание которого соперничали три окрестных прихода.

Через час игумен Тит встал и начал откланиваться, хваля смысловское гостеприимство и свежую выпечку.

Победа по очкам, вроде бы, была за хозяином, но ему всё же ещё хотелось отправить противника в нокаут. В этот день судьба благоволила Вассиану, предоставив ему шанс на чистую победу, и он им незамедлительно воспользовался. Целуя, как принято у священников, руки друг другу, Вассиан заметил, что на левом запястье у Тита нет чёток. То, что монах не может расставаться этим своим духовным мечом, знает каждый. И есть, и пить, и спать подобает иноку, не выпуская сего оружия из рук. Чётки даются при постриге как символ молитвенного делания, внутреннего совершенствования и непрестанной духовной брани человека против собственных грехов.

– Помолитесь обо мне отец игумен, – смиренно сказал Вассиан. – Помолитесь о моих немощах, а особенно, чтобы чётки к руке приросли, а то какой же я монах без них!

Тит перевёл глаза на свою руку, побледнел, как белый лист и буквально выбежал из дома, шатаясь, как от пропущенного апперкота и сгибаясь под тяжестью всемирного позора. Гуси смотрели на убегающего игумена своими чёрными глазами надменно, куры в полголоса насмешливо кудахтали, а великолепные фазаны наперебой издавали победные крики. Видимо, так и выглядит “курам на смех”. Заработал мотор, и синяя газель умчалась, поднимая клубы пыли, в Нижнюю Гузновку. День начался хорошо.

Не успел игумен насладиться победой, обходя свои владения, как у ворот остановился внедорожник, облепленный цветными наклейками, и из него вышли двое мужчин. Пройдя в незапертую калитку, новые гости остановились и один из них, высокий молодой человек с намечающейся бородкой громко сказал:

–Батюшка, благослови!

– Бог благословит! Идите-ка сюда, поглядите. Вот они, мои послушницы. – Отец Вассиан улыбнулся хитрой крестьянской улыбкой. – Цып-цып-цып! Сорок кур, три петуха, семнадцать уток и пятнадцать гусей. Ещё перепела, им же несть числа, и два хазана, это я на развод взял. Ещё куры – хохлатые, карликовые петушки и даже лысые еврейки со Святой Земли. Но моя гордость – вот эти индюшки-индейки. Индеечки! Взял птенцами, да выхаживал, как младенцев. Из двух десятков девятнадцать выжили. Знаете ли вы, что индейки самые необыкновенные из всей домашней птицы. Он самые умные и странным, прямо мистическим чутьём обладают, и если к ним присмотреться, можно события предсказывать! Вот, например, сегодня утром… Вы же знаете, что индюшка летать не может? А тут такое дело, странное. Забралась одна из них на поленницу, да всё выше, выше прыгает, до самого верха. Потом огляделась, буркнула так сердито, и полетела. Оторвалась от поленницы, крыльями машет, и низко-низко, но быстро, словно из пращи выпустили, по-над землёй летит. Так метров пятнадцать и одолела. Ну не чудеса ли? Я и думаю, что бы это значило? А оно вон что! Это вы приехали.