Епископ чинно повернулся лицом к народу и осенил его на три стороны дикирием и трикирием. Хор запел на умилительный, специально разученный, протяжный мотив «Тон деспотин». Солировал пожилой толстый хорист с подозрительно блестящими глазами и вдохновенным лицом. Его чистый тенор ни разу не сорвался, не вылез неуклюже поверх хора, но и не потерялся в наваристых провинциальных басах и баритонах. Народ почти что плакал, кто от умиления, а кто от облегчения, что всё идёт без помарок.
В конце чина облачения, после возгласа протодьякона «Тако да просветится…» епископ вновь осенил народ на четыре стороны, и хор повторил приветствие «Тон деспотин кэ архиэреа имон кирие филатте ис полла эти деспота!» на тот же мотив и с не меньшим умилением. После чего большинство присутствующих уже и не знали, на небе они или на земле. Литургия была отслужена новым епископом и соборным духовенством с благоговением и молитвенным вниманием. В алтаре, после пения «Отче наш» епископ поманил к себе Илью и вручил ему из собственных рук девятичинную просфору. Не чуя ног от радости и благодарности, Илья проследовал на своё место. И, не удержавшись, бросил торжествующий взгляд на каменное лицо первого иподьякона, делавшего вид, что ничего не произошло.
После обедни новый архиерей в мантии вышел на амвон для произнесения приветственного слова. В руке его был благословляющий серебряный крест с четырьмя небольшими, в ноготь годовалого младенца, круглыми зелёными камнями на лучах, видно, что старинный. Илья положил орлец владыке под ноги и замер рядом, слушая негромкий, но твёрдый и светлый до прозрачности голос. Торжественная речь была очень краткой и не напыщенной:
– Братья и сестры, возлюбленные о Господе чада. Прошли те времена, когда народ христианский из своей среды выбирал благочестивого мирянина или клирика для того, чтобы он занял епископский престол и стал бы пастырем пастырей и отцом для верующих. Своим непорочным житием, своим благочестием, неложной скромностью, но и учёностью также, такой человек многие годы был примером для всех и вся. С упованием на Бога, народ доверял такому человеку жезл пастырский и кафедру святительскую. Теперь же всё иначе. И мне, приехавшему в ваши богоспасаемые земли, только предстоит показать всем людям, что не напрасно пал на меня выбор Синода и Государыни. Мне предстоит, по слову апостольскому, для всех стать всем. Потому и прошу я молитв у вас об укреплении моих скромных сил телесных, а наипаче душевных. Так призовём же соборно благословение на наши начинания и с терпением и молитвой станем трудиться во славу Божию и процветание Зарецкой земли!
После целования креста народом, во время которого архипастырь благословлял каждого подошедшего лично, говоря по нескольку приветственных слов, сам епископ, духовенство и знатные горожане проследовали в трапезную при соборе, для утешения телесного.
Все званые на трапезу горожане уже выстроились в очередь с приглашениями на обед в собственном доме, имении, усадьбе. По умилительно-требовательным выражениям лиц хлопотливых хозяев было ясно, что отказа они не переживут, а порядок визитов сразу может нарушить сложившуюся в городе иерархию, приведя к обидам друг на друга. Епископ Тимофей предельно ясно увидел эту ситуацию и её последствия и немного растерялся, хотя виду не подал.
– Ну, держись, Владыко, – с завистливым сочувствием вздохнул себе в усы настоятель кафедрального собора протопоп Фёдор. По хорошей провинциальной привычке, в распорядке дня настоятеля всегда было время и для благочестивых наставлений, и для визитов вежливости к знатным особам, ну и, конечно, для хорошего обеда. Часто все три важных дела совмещались по одному адресу, что давало немалую экономию времени. Приезд епископа невольно перемещал настоятеля с первой позиции на вторую, делая его фигурой менее весомой. А с другой стороны, должность его превратилась теперь в более значимую. Настоятель кафедрального собора! Да таковых всего три человека на всю большую епархию с викариатствами, что сулило немалый почёт.
