Вид с дешевых мест (сборник) - страница 39

На следующее утро меня допрашивали директриса и главная попечительница школы, которая только что ее купила и была твердо намерена выжать из заведения всю прибыль до последней капли, прежде чем продать на следующий год застройщику.

Про анекдот я уже благополучно забыл. Дамы с пристрастием выясняли, знаю ли я какие-нибудь слова «из четырех букв», и хотя раньше я с подобной терминологией никогда не сталкивался, вокабуляр у меня был реально огромный. Поскольку учителя часто спрашивают у восьмилеток нечто подобное, я принялся старательно перечислять им все известные мне слова из четырех букв, пока мне не велели заткнуться и не принялись расспрашивать взамен о грубых шутках, о том, где я их слышал и кому конкретно потом повторял.

Вечером после школы маму тоже вызвали на разговор. Вернувшись домой, она мне сказала, что ей сказали, будто я сказал нечто настолько ужасное, настолько отвратительное, что ни директриса, ни попечительница были просто не в состоянии это повторить. Так что это было?

Я испугался отвечать и поэтому прошептал ей слово на ухо.

Я сказал fuck.

– Ты никогда больше не должен такого говорить, никогда, – твердо сказала мама. – Это самое худшее, что вообще можно сказать.

Еще я узнал, что меня бы непременно в тот же вечер исключили из этой маленькой школы (крайняя мера наказания), но поскольку того, другого мальчика родители уже эвакуировали из сего кипящего горнила копрологических беззаконий, попечительница с сожалением констатировала, что потерять две платы за обучение кряду она не готова. Так кара меня миновала.

Из этого происшествия я вынес два важных урока.

Первый – что к вопросу аудитории нужно подходить чрезвычайно избирательно.

И второй – что слова имеют силу.

Дети составляют в социуме относительно бессильное меньшинство и, как все угнетенные люди, знают о своих угнетателях гораздо больше, чем угнетатели – о них. Информация – это валюта, а информация, помогающая расшифровать язык, мотивы и поведение оккупационных сил, от которых напрямую зависят ваши еда, тепло и счастье, – это самая ценная информация, какая только есть на свете.

Детей до крайности интересует поведение взрослых. Они хотят понять нас.

Однако их интерес к поведению некоторых отдельно взятых взрослых ограничен. Слишком часто оно оказывается отталкивающим или глупым. Пьяницей на тротуаре интересоваться, конечно, можно, но не стоит: это такой сегмент мира, быть частью которого вы все равно не хотите, поэтому лучше смотреть в другую сторону.

Дети вообще мастерски умеют смотреть в другую сторону.

Не думаю, что мне очень нравилось быть ребенком. Детство – это было что-то такое, что нужно вынести, перетерпеть, а не получать от этого удовольствие. Пятнадцатилетняя каторга в мире, куда менее интересном, чем тот, который населяла другая, взрослая раса.

Детство я провел, стараясь узнать о взрослых все, что только можно. Мне было ужасно интересно, как они сами видят детей и детство. У родителей на полке стоял актерский экземпляр одной пьесы, под названием «Счастливейшие дни твоей жизни». Она была про школу для девочек, которую в годы войны эвакуировали в школу для мальчиков, и про то, как весело было дальше.

По пьесе был поставлен любительский спектакль, и папа играл в нем школьного привратника. Он-то мне и сказал, что «счастливейшие дни твоей жизни» – это школьные годы.

Мне тогда показалось, что это полная чушь. Я даже заподозрил, что это либо злостная пропаганда со стороны взрослых, либо – более вероятно – доказательство того, что большинство взрослых вообще не помнят, как были детьми.