И задала Юшка вопрос, что выстрелил в упор, как из арбалета:
– Где ты пропил свою тень?
Повисла тишина, кую можно было резать ножом. Сердце Людвига заколотилось, аки бешеное, подначивая ноги сорваться в бег. Остатки в раз помутневшего от дурноты рассудка еле-еле их удерживали. Молодец обессилено облокотился о стену, прижав ватные руки к груди в жесте защитном, словно фейри его била. Она и била – своим вопросом и своим упрямым взглядом исподлобья, выворачивающим наизнанку и смотрящим прямо в твою суть. Людвиг посмотрел на баггейна затравленно, и, судя по его дикому виду, тому было легче откусить себе язык, чем вымолвить хоть слово. Токо губы дрожали в невеселой изломанной улыбке.
Первой отмерла Пыля. Она медленно глянула на потертый пол, где в скудном свете отражались одна рогатая тень, одна безрогая и одна никакая.
– О-о-о…
Чужой голос вывел МакНулли из оцепенения. Туман в голове и немота в теле рассеялись. Молодец с трудом сглотнул вязкий ком и все же выдавил из себя подобие улыбки:
– О, значит, ты заметила… Люди обычно не примечают.
– Люди слепы, глухи и с заложенными носами, а я не человек. Ну?
– Долгая история.
– И явно без счастливого конца.
Глаза у парня сделались непривычно темными и пустыми, будто копоть из печи прокралась и заполнила изнутри. Травница с сочувствием протянула руку Людвигу. На ощупь тот был ледяным.
– Юша, зачем ты так?
– За «надом». Уж и справиться нельзя.
– По-моему, не вежливо указывать на чужие, эм, недостатки. И к тому же в столь обличительном тоне!
– Сердечно простите! То есть упоминать твой…
– Не вежливо!!!
– Ладно, как хочешь, мохрех.
Юшка резко встала из-за стола. Содрогнулся Людвиг всем телом, уставившись на баггейна, точно впервой увидав. Лежачего не бьют, а добивают – жестокое правило жизни. Да не тех оборотень бьет и не с тем. Посему тщетно подавляемые, но ясно различимые боль и страх в чужих глазах были для нее унизительными.
– Не бери в голову, конопатый. Злобное я существо. Злобное и нерадушное. Ажно забей. Но коль решишь сызнова глупость неотвратимую свершить да жизнь свою по месту одному пустить: читай мелкий шрифт! Выпускник.
Развернулась фейри на пятках и вышла, громко дверью хлопнуть не поленившись.
«Ну хоть умолкли, – хмуро подумала Юшка. Во рту сделалось горько и сухо, подстать тлеющей внутри злости. – Отвергаете сами себя, маленькие недоноски. И куда вас это привело? В болото? В дремучий бор? Давно пора вырасти и скумекать: отрезать от себя куски и прятать их в коробок – идея дурная. Либо кровью истечешь, либо вырвется однажды то, что прятал, наружу. Оно всегда вырывается. И придет, тогда беда. Настоящая беда. А ты, дурак, делающий вид, что знать ничего не знаешь, и не будешь к ней готов. Сожрет она тебя. Вот и весь сказ».
Обманчиво медленно поднимался туман с реки. Лес уж стоял в нем по колено, не поспеешь оглянуться, как затянет все вокруг. Холодало. Небо, налившееся свинцом, тщилось слиться с угольными верхушками деревьев. На их зубчатой границе то тут, то там мелькали галочки птиц. Безмолвие и шум воды. Призрачную тишину нарушало, лишь кваканье лягушек, Юшкино неровное дыхание и шелест листвы под ногами.
Оборотню нестерпимо хотелось выбраться из собственной шкуры, которая резко перестала быть ей впору. Она не сожалела о том, что ее жизнь полетела к чертям – скорее, ей было жаль, что от жизни вообще что-то осталось.
