Дорика протестующее лопотала в защиту своей веры – веры ребёнка в чудеса, её слова обдавали его лицо теплом, но он того не замечал, погрузившись в раздумье. Он-то уже знал, как и Мария, что есть существа куда опаснее русалок. Но как всякий заботливый отец не желал, чтоб дорогое сердцу дитя рассталось с детством прежде времени. Если бы можно было оградить, защитить от всего на свете.
Вот и третий лист. Ворох вокруг отступил от него и вошёл в тень. Других попыток созерцать мгновенья прошлого не будет. Он со щемящей болью в сердце обратил взор к последнему шедевру своей памяти.
Утрата – вот и весь смысл. Сломленный мужчина с волосами цвета воронова крыла один, на коленях у двух свежих могил. Их не стало, Марии и Дорики, три месяца назад. Кто мог знать, что его работа, сомнительные деловые отношения, вмешаются в естественный порядок вещей. И он не знал. Нет, лгать себе можно сколь угодно, но правда о себе напомнит в любом случае. Он уже чувствовал, и впервые тогда – полгода назад на берегу океана с ворковавшей о русалках дочерью на руках. Не остановился вовремя и подвёл их обеих. В случайности он также не верил: не может вот так наехать на пешеходов средь бела дня исправный автомобиль, а после, бросив умирать раненых, умчаться прочь. Ему напомнили о его месте в этом мире самым гнусным образом. Вурдалаки помогли ему выявить след праведника, управлявшего тем авто, они же приняли его в свои ряды чуть позже, когда боль и угрызения совести довели его фактически до безумия. Он отомстил, жестоко, медленно, с лютым упоением. Но боль никуда не ушла. И тогда он понял, что пора сбрасывать шкуру прежней жизни – похоронить там же, где лежали его любимые.
Он взял себе новое имя, старое ничего не значило в новом мире. Вскоре он понял, что намного смышлёнее и сильнее простых вурдалаков – это стало отправной точкой вверх, куда он решил пробиться, во что бы то ни стало. Не ради себя, но ради них. Все цепочки исходили из одних рук, и те руки он собирался вырвать с мясом. Праведники всегда будут соперниками вурдалакам за власть: кто первый, тот и выиграл партию.
Дверь в спальню бесшумно приоткрылась, и в сторону кровати скользнула гигантская звериная тень. За нею в проёме двери образовался Марик, робко взирая в полумрак наглухо зашторенной комнаты.
– Господин, – смущённо обратился он туда, где лежал босс, – ваш прислужник настаивал, потому я его впустил.
– Правильно сделал, Марик, – раздалось из темноты.
Голос ровный, холодный, впрочем, как и всегда, хотя в интонации проскользнула – или причудилось охраннику? – дрожь.
Прислужник, громадный пёс, принюхавшись к застоялому в помещении воздуху, что-то недовольно прорычал и улёгся тут же на полу, подле господского ложа.
– Волкодлака всегда следует пускать, как он того возжелает, – добавил хозяин пса.
Дверь закрылась, восстановив тьму.
Он открыл глаза, не желая долее мучить себя кошмарами. Сну всё же удалось раскошелить его на несколько слёз.
С этой минуты он отрёкся от беготни по замкнутой петле, приняв новую цель и заключая себя в оковы свежей клятвы. Зачем довольствоваться ролью местного князька, когда в твоих руках сила, способная возвеличить тебя до пределов короля? Давно у вурдалаков Терриуса не имелось крепкого верховного вождя, которому бы подчинялись все. Что ж, не год, не пять, пусть даже не десять лет уйдёт на то, но он достанет до высшего пьедестала и тогда бросит вызов тому, в чьих руках цепочки праведников. И тогда он с мясом вырвет эти руки, руки Флегонта Саркара, бросив их к могилам любимых.
