– Погоди, а эти самые Вирия и Агни-как-там-его, это старые названия нынешних государств? – вновь перебил повествование ворона Матфей.
– Агнишандир, молодой человек, – терпеливо поправил собеседника Гамаюн. – В конце книги есть подробнейшая карта Терриуса. Настоятельно советую ознакомиться с её содержимым.
– Но ты не ответил! – пропустив назидание ворона, нетерпеливо и достаточно громко сказал юноша.
– Это не старинные названия. Это истинные названия. Истина в том, молодой человек, – ворон трескуче прокашлялся и продолжил, – что в одно и то же время существует две реальности – две планеты. Одну ты знаешь – это родная тебе Земля-Терра. Но есть и Терриус, в древности имевший несколько имен, одно из которых Террия. Терриус полон интересных земель с незнакомыми ещё тебе государствами и неведомыми тварями, о которых ты узнаешь.
– Но почему я не вижу всего этого? – спросил Матфей, его голос дрожал от захлёстывавшего волнения, а кожа щёк полыхала кровью, хотя сам он того не ощущал.
– Ты не видел потому, что спал. Ты был Спящим, но я пробудил тебя от сна неведения, – спокойно и невозмутимо пояснил пернатый союзник. – Так со всеми. Кто спит, видит лишь одну реальность, но кто проснётся, для того наступает реальность другая. С момента подписания нашего договора твоя Земля-Терра, до поры заслоняя от тебя настоящую истину, канула в бытие, она рассыпалась осколками. И теперь тебе ничто не будет мешать видеть правду.
– То есть, мои друзья, что младше, будут видеть всё не так, как я? Ты это хочешь сказать? – взволновался ещё сильнее Матфей. – Москва, Токио, Манхэттен – всё это больше никогда не будет существовать для меня?
– По сути да, – коротко кивнул Гамаюн. – Но не стоит жалеть, Матфей, зато ты откроешь и узнаешь Аркону, Тебаи, Кошиву и многое другое. Поверь, мир не оскудеет для тебя. Он по-прежнему велик и многогранен.
– Но как же так? Я не понимаю, как одновременно могут сосуществовать в одной плоскости два мира? Две планеты? Страны? Как одни видят одно и живут в этом, а другие в другом и в тоже время бок о бок? Я не понимаю!
– Ты поймёшь, Матфей, поверь мне, поймёшь и примешь этот факт, как само разумеющееся, – сухой голос ворона, как мог, пытался утешить взбунтовавшееся сознание Матфея. – Переваришь и примешь. А теперь мне пора, пока совсем не стемнело.
Гамаюн нырнул в сизо-жёлтые сумерки, оставив потрясённого союзника в застывшем состоянии над древним фолиантом переваривать новую пищу открытий. Ни ворон, ни тем более Матфей, не видели, как в растущей тени змеевидных корней клёна сверкнули два золотистых огонька. Спустя минуту большой пушистый кот дымчатым облаком вылез из корневого укрытия и не спеша, с присущей только кошачьему роду грацией, прошествовал к лысым зарослям чёрной смородины, войдя в неприметный с виду лаз.
Спустя ещё час на окраине Горниц, где-то у границы Калиновой пустоши, высокий худощавый незнакомец в длинном кожаном плаще медленно расхаживал взад-вперёд, скрестив на груди руки. В сторонке на перепрелой листве терпеливо сидел громадный зверь, наполовину волк – наполовину пёс, его глаза в таявшем вечере обрели оттенок кобальта, а густой мех окрасился чёрно-коричневым. Хозяин зверюги остановился и в очередной раз вгляделся в сторону города, черты его лица скрадывала сгущавшаяся темень, лишь длинные до плеч волосы рваными прядками чернели ярче подступавшей ночи.
