Но вспомнив мамину назойливую заботу и колкие замечания, он тут же рассмеялся, на Виду Катунь невозможно было долго ворчать, не говоря уже о том, чтобы обижаться. Эта женщина, чьей безграничной энергией заряжался весь дом, в окружающих вызывала лишь позитивные эмоции, при этом ловко умудряясь отстраняться от негатива.
Матфей встал с кровати, и тут же наступил на мягкий край шерстяного одеяла, наполовину сползшего с постели. Подтягивая покрывало, в одной из его коричнево-синих складок неожиданно обнаружился белый бумажный свёрток, вызвавший у Матфея смутные воспоминания. Юноша протянул руку и легонько коснулся пальцами скрученного в трубочку листа. Ничего необычного не произошло, вопреки опасениям Матфея, предмет не исчез и продолжал лежать на холмистых просторах коричневой шерсти, настырно белея, маня вновь прикоснуться к себе и взглянуть на разворот.
Поддавшись искусу, Матфей поднял свёрток и развернул его, припоминая подробности полуночного события. На внутренней стороне листка ничего не было, кроме его неуклюжей коричневой подписи, немного размазанной в нижнем левом уголке.
– Наврал ворон, – сказал вслух Матфей и тут же, словно очнувшись от забытья, ошалело уставился на бумагу в руках. – Не может быть! Это должен был быть сон! Что это за дьявольщина?!
Лист выпал из его рук и вновь погрузился в ложбину холмов шерстяного одеяла. Матфей лихорадочно озирался, сам не понимая, что хочет заметить или наоборот, не обнаружить в своём жилище. Его дотоле просторная бело-зелёная спальня с кроватью, платяным шкафом и письменным столом, на котором восседал царьком раскрытый ноутбук, в мгновение ока сузилась до крошечных размеров и завертелась волчком, обретя размытость в виде неоднородного малахитового слоя с золотистыми и коричневыми вкраплениями. Молодой человек бессильно плюхнулся в постель и накрыл лицо руками.
Нужно было немедленно прогнать морок, избавиться от галлюцинаций. Другого объяснения случившемуся, конечно же, не имелось. Забавно, если причиной навязчивых видений и головокружений могла оказаться болезнь, давным-давно пробравшаяся безобидным червячком в тело и постепенно поработившая его себе, достигнув размеров анаконды. Так думалось Матфею. Сперва необходимо прогнать это жуткое наваждение.
Он убрал руки с лица и повернул голову в ту сторону, где должен был лежать лист. Бумажный свиток никуда не делся. Он нагло возлежал подле Матфея и ухмылялся своей донельзя белой поверхностью.
– Ну и чего ты ждёшь? – раздался хриплый и уже знакомый голос со стороны окна. – Смелее! Прочти условия договора.
Как ужаленный, подскочил Матфей с кровати. На подоконнике, ухмыляясь, в чём не было никаких сомнений, стоял чёрный ворон, вероятно умудрившийся протиснуться в открытый промежуток окна, пока Матфей был отвлечён бумажным свёртком.
– Кыш! Кыш! – вырвалось у растерявшегося в конец Матфея.
– Снова-здорово! Это уже становится неприличным, молодой человек! Я тебе не галка какая-то и, тем более, не безмозглый голубь, чтобы обращаться со мною этаким образом, – возмутилась птица и тут же соскочив с подоконника, ловко спикировала на письменный стол.
Матфей ошалело следил за тем, как ворон не торопливо шагнул к ноутбуку и, клацнув по клавиатуре несколько раз, сумел включить технику.
– Хватит на меня пялиться, молодой человек. Прочти договор и ступай вниз, – ворон указал клювом в направлении скрученного листа. – Совестно так долго прохлаждаться и заставлять всех вокруг себя ждать. Крух!
