Вихреворот сновидений - страница 44

И крылышки она, бедняжка, складывает судорожно, распрямляет… Одолевают лишь сомненья…

О нет! Он франт и щёголь. Денди. Серьёзничать изволит сей корнет!

Жаль, небогат он, беден даже. Ах! Что-то маменька ей скажет… Любовь к нему она в душе таит…

Взметнулся флирт.

А чувство то чрез сердца край переливается! И сердце у нее предчувствием дурным щемит, болит…

Так молит Natalie.

«Услышь меня, и пусть Michael придет, дичиться перестав!» И отчего он даром обиходности не наделён? Дерзание одно…

Однако замечталась… В хороводе бесконечном мыслей вальс-кружение! Шмеля жужжанию внимает, об женихе её кручина, любви томление.

Любовь через край сердца и души. И чувствует она – он к ней торопится, спешит…

Она открыла книжечку стихов и в углубилась в чтение… Ах, нет! Как велико смятение! И как читать не хочется! Но если раньше явится корнет, как анадысь, неслышно по тропиночке ступая… Вошед в ротонду, робким мимолетным взглядом наградит, к руке ее, как подойти, не зная.

Так речь свою он поведет:

– Oh, Natalie… mademoiselle, mais qu’est се que vous faites ici toute seule?[68]

А уж она тогда ответствовать начнет:

– Bonjour, monsieur, je lis un poème… est très beau…[69]

Et il me répondra[70]:

– Ah, mademoiselle, que vous êtes sage! Mais il fait se reposer le dimanche, c’est vrai, je vous assure![71]

А она тогда – что станет говорить?

– Merci, monsieur… Vous êtes très gentil! Asseyez-vous ici, je vous en prix. Mais que voulez-vous maintenant que je fasse?[72]

А то потом еще и так корнет изволит молвить:

– Oh, excusez-moi, vous êtes très charmante, aujourd’hui comme toujour, plus de toujour, mademoiselle![73]

А что ж в ответ она?

– Monsieur, qu’est que vous dites? Laissez-moi…[74]

И грезит Natalie: беседовать они без принужденья станут, и так façon изволит она держать. Быть может, неприлично ей тому внимать? Не отвечать ли: этакие дерзости ему и вовсе молвить не пристало! Она всегда на благонравие его лишь уповала?

Стихи слагает и поэмы ее корнет! И давеча, пред fête champêtre[75], читал он, ото всех таясь, ей новый свой сонет… Michael, любезный ее сердцу, так юн еще. Однако же поэт!

Да уж приметил ли Michael, как Natalie пригожа, щеки пламенеют! И книжечку стихов – его подарок – она читает столь прилежно! Несмелый, мимолетный корнета взгляд столь пылок, нежен… Она его лишь чувствует, очей поднять не смеет… Так очи его нежностью и страстью горячи! Любовь в глазах его она читает, хоть больно он робеет… Ах, если разом он о любви своей сказать решит!..

Взгляд завихрился, заметелился… Вишневым свежим соком щеки брызнули! То солнце шибко приласкало. Рекою полноводной солнышко на землю льется. Лужайка, дом и парк – все золотым вдруг стало!

А солнышко горело, полыхало! Нестерпимо. Яростно. Зной на село упал. И день сковало зноем. Безмолвие царит устало.

Однако, что проку квелить? Только время Natalie изводит понапрасну. Да ежели придет корнет, вмиг с книжкою ее увидит, верно, подумает – то ясно: «Ах, утонченная какая эта барышня, умна, мила собой и хороша!» Да-да! Он так решит! В беседке они беседу вести станут не спеша.

…Ах, но отчего же она лицо его, глаза представить никак не может?