– Нет, конечно, она у меня мировая!
– Тогда, давай и за нее выпьем!
– Давай!
Раздался звонок в дверь. Уже навеселе и смеясь, к дверям пошла Мила.
– О-па! Какие люди и без охраны!
– А почему ты дверь открыла, а Вика где? Ей плохо? Она встать не может?
– Ну вот, что ты за человек, такие посиделки обломал. Вика! Встречай, у нас гости! На запах.
И в комнате раздался хохот, девчонки от души смеялись, учитывая, что уже уговорили почти литровую бутылку мартини. Ничего не понимая, в комнату следом за Милой, вошел Толик. А поняв, что прервал девичью пьянку, решил ретироваться, но Мила вцепилась в его руку и не выпускала.
– Итак, рыцарь наших душ! Пить с нами будешь?
– Нет, я еще на дежурстве, зашел узнать, как Вика.
– Зашел! Узнал! Пить с нами не будешь! Иди!
– Мила!
– А что, Вик, я не права? Испортил нам девичник своим «я еще на дежурстве», – передразнила девушка, – пусть идет и додежуривает!
– Мила! Фи! Ты беспардонная! И злая! – сквозь смех проговорила запинающимся языком Вика.
– Только когда пьяная! А так я белая и пушистая! – Сложив ручки на груди и покосив глазки, проговорила девушка.
– Так, я чувствую, что мне надо смываться. – Толик попятился к выходу.
– Да, перестань. Мила шутит. Не обижайся на нее, – как бы уговаривая богатыря, прошептала Виктория.
– На кого, на нее? Так она же пьяная! – И девчонки расхохотались, пуще прежнего. Толик пожал плечами и пошел от этих пьяных хохочущих ненормальных.
Когда он ушел, Мила перестала смеяться, налила в бокал и произнесла тост:
– Чтобы однажды, он выпил с нами, взял тебя на руки и унес! – И выпила залпом. Виктория тоже выпила и засмеялась. Так девчонки сидели, болтали ни о чем, смеялись и допивали бутылку мартини.
Пришла баба Аня и отправила Милу домой, а Вику спать.
Завтра будет новый день, трудный день. День для того, чтобы попытаться что-то вспомнить или понять новые, появившиеся недавно, ощущения. Что там впереди, непонятно. Оглянуться бы назад, а там пусто, ничего. Страшно, больно. Пустота пугает, но надо жить, надо идти вперед. И все же, что-то останавливает и не пускает. Вот так и топчешься на месте: сзади – пустота, впереди – страх. Господи! Помоги! Вся надежда только на тебя! Не помню ничего, не помню!
– Карл, тебе нужно лишь подождать.
– Я не могу ждать Чарльз, как ты не можешь понять, я банкрот! Если я сейчас же не доберусь до ее денег, я – труп. Люди, которым я проиграл – очень серьезные люди! Они не будут церемониться, они убьют меня, а потом найдут способ самим добраться до ее денег. Понимаешь?
– Но, неужели, ничего нельзя сделать? Ведь тело твоей жены не найдено, нельзя же считать ее выжившей, ведь самолет-то разбился.
– Так-то оно так, вот только, она гражданка Германии, наши законы не позволяют признать ее умершей сейчас, нужно время, а у меня его нет. Нет! Слышишь!
– Но, Карл, что же делать, я не смогу дать тебе столько денег. У меня их просто нет.
– Я понимаю, друг! Прости, что кричу, просто не знаю, что делать.
И, действительно, Карл, всегда спокойный и сдержанный, что типично для немцев, бегал из угла в угол и кричал.
– Самое главное, не показывай эмоции при прислуге, они должны думать, что ты все еще хозяин этого дома. А Эльза не оставила завещание?
– Нет, Чарльз, в том то и дело. Я уговаривал ее, но она смеялась и говорила, что так молода еще, да и что с ней может случиться.
– Может тебе пока скрыться в моем родовом поместье в Англии?
