– Да в том-то и дело! Это самое страшное во всей этой истории! Нисколько! Она не взяла деньги!
– Странная гадалка, – тянет Стас и опять сосредотачивается на батарее.
– У нас что-то не так с отоплением? – завожусь я.
– А? Почему?
– Ну ты с батареи взгляда не сводишь.
– Разве?.. А, кстати, куда пропала наша орхидея из ванной?
– Вспомнил! Я ее еще три дня назад вынесла в соседский цветник у лифта. Ей у нас было слишком одиноко. В моей галерее хотелось повеситься, а в этой квартире можно подохнуть так, просто от одного ее вида, без мыла и веревки!
Я роняю голову на сложенные на столе руки. Стас с шумом отодвигает стул и садится рядом. Почти одновременно мы вздыхаем. Разговор слепого с глухим.
– Детка, что ты от меня хочешь?
Во мне поднимается волна раздражения.
– Что я от тебя хочу?! Да так, ничего особенного. Я тебе только что сообщила, что скоро умру. А ты даже ничего не спрашиваешь!
Стас смотрит на меня, как на редкое пресмыкающееся, почти утраченный подвид, чудом уцелевший на его кухне.
– А что спрашивать? Я все уже понял. Ты ходила к гадалке, и она сказала, что ты умрешь.
– А тебя не интересует, почему я вообще ходила к гадалке?
Стас отрицательно крутит головой:
– Да нет. После всего, что с тобой происходило последнее время, поход к гадалке не вызывает у меня ни мм… малейших дополнительных вопросов.
Достаточно! Хлопнув дверью, я закрываюсь в ванной. Из плетеной корзины торчит очередная рубашка. С ненавистью я засовываю ее поглубже и несколько раз хлопаю крышкой. На это уходят почти все мои силы, и я присаживаюсь на краешек ванны. В полном изнеможении я набираю Жанну.
– Ты где? – спрашиваю я.
– Где? Да там же… Дома.
– Что Рафик?
– Ушел.
– Совсем ушел?
– Не совсем. Но лучше бы совсем…
Деревянный, изъеденный жучком, и от этого какой-то домашний, лишенный излишней величественности, так мешающей мне воспринимать святые лики на православных иконах, Будда смотрит на меня со стены напротив. Его глаза спокойны и идеально пусты. На свете, на этом, вашем, обыденном свете, состоящем исключительно из нелепой суеты, нет ничего, из-за чего стоило бы по-настоящему расстраиваться, подсказывает он мне со всей возможной доброжелательностью.
– Что он сделал-то? – спрашиваю я Жанну.
– Сделал? Ничего. Ровным счетом абсолютно ничего… В этом-то и проблема.
В трубке что-то щелкает, слышатся звуки звонко падающих предметов.
– Ты там бьешь посуду что ли? – интересуюсь я будничным тоном, как будто бить посуду – норма жизни. Хотя что в наше время можно назвать «нормой» мне уже давно не понятно.
– Я скалываю плитку в ванной, – отвечает Жанна.
Ее голос почти тонет в очередном звонком ударе.
– Сама? Чем скалываешь?
– Чем? Шпателем! Чем еще можно скалывать плитку? Хотя… я не знаю чем еще можно. Может, чем-то и можно, но у меня есть только шпатель.
Какое-то время мы молчим, и я наслаждаюсь звуком падающей и разбивающейся плитки.
– А зачем скалываешь?
Жанна гомерически хохочет:
– Ремонт делаю!
– Понятно. Тебя уволили и ты осваиваешь новую дефицитную профессию? – иронизирую я.
– Ну можно и так сказать. Рафик меня уволил. Переезд в новую квартиру отменяется, и я навеки вечные остаюсь в своей однушке.
Мой взгляд устремляется на Будду.
– Ну если тебя это хоть как-то утешит, то бывает и хуже, – философски замечаю я. – Ты хоть в однушке, но будешь жить. А мне сегодня гадалка сказала, что я скоро умру.
Звуки падающих плиток прекращаются.
