Но как я не пытался увлечь себя изгибами фасадов зданий, прочие изгибы оказались мне намного милее. В тот день Парижу предпочел я парижанок.
Не спеша фланируя по улицам, я с удовольствием и абсолютно бесстыдно разглядывал француженок сквозь солнечные очки.
На стыке интересов мужского и антропологического, я сделал несколько небанальных, как мне тогда показалось, открытий. Одно из них мне особенно пришлось по душе. Суть его в том, что у француженок своя, особая форма губ. Они красиво очерчены, напоминают лепестки цветов и выглядят трепетно нежно. Поймав себя на этой мысли, я стал буквально впиваться взглядом в лицо каждой проходящей мимо девушки и с нескрываемым удовольствием вновь и вновь подмечал для себя эту их особенность. Стремительно накапливающиеся эмпирические данные подтверждали гипотезу.
Позднее, по возвращении домой, я поделился своим наблюдением с другом, который довольно долго жил во Франции. Мои околонаучные изыскания он прокомментировал с той точки зрения, что французский язык артикулярный или как еще говорят «губной», а это требует постоянной работы тех самых губ, от чего, возможно, не без помощи эволюции, они и стали такими особенными на мой взгляд.
Каких-то специальных объяснений мне в общем-то и не требовалось. Достаточно было самих этих отчаянно красивых губ.
Часов эдак около шести вечера, я обнаружил себя где-то на набережной Сены. Было очевидно, что эксперимент меня изрядно увлек. Настроение по понятным причинам было романтическим. А куда в Париже может привести такое настроение? Туда, где мелодия аккордеона выводит классический «A Paris…», голуби на брусчатке перелетают с места на место в поисках людской «подати», пахнет свежим хлебом и сидят влюбленные пары. Проще говоря, в ресторан. Будем продолжать научный эксперимент, так сказать, стационарно. И на помощь мне безусловно должен прийти основной предмет исследования, заявленный в рамках моей зарубежной экспедиции. Какой? Правильно – вино.
Думаю, вы догадываетесь, что мне не пришлось потратить много времени, чтобы в центре Парижа найти ресторан. А вот на то, чтобы найти место в ресторане, все-таки время потребовалось. И вот он я уже сижу за скромного размера столиком, на так называемой уличной веранде ресторана, название которого хоть убейте не вспомню. Будь я человеком семейным, находящимся в командировке в столь «опасном» для мужчины месте, по мнению любой жены, как Париж, уже совершал бы традиционный контрольный звонок домой. В ходе разговора чеканным трезвым голосом сообщил бы, что работаю усердно, городишка так себе, да и посмотреть вокруг вообще не на кого. В общем симпозиум идет по плану – скучно, но продуктивно. Кстати, вы знали, что вольный перевод слова «симпозиум» с греческого языка означает «пить вместе». Собственно, у самих древних греков симпозиумом называлась завершающая часть вечерней трапезы, в которой участвовали только мужчины, занимавшиеся распитием вина в полу лежачем виде под звуки философских бесед. Современная интерпретация симпозиума куда более сложная и носит официальный флер. Сначала выбирается важная для человечества тема, затем определяется географический объект, которому выпадет честь принимать у себя эту лицемерную вакханалию. Туда съезжается значительное число ученых мужей, днем изображающих титаническое умственное напряжение, а вечером регрессирующих до исходного животного состояния, местами скотоподобия. Чем дольше длится симпозиум, тем с каждым днем все труднее и труднее ученым мужам изображать титанический умственный труд. Скорее этим самым трудом становится именно изображать.
