Среди неисчерпаемого количества человеческих достоинств нашего педагога – Сергея Сергеевича, был у него и один существенный недостаток, повредивший в молодые годы его карьере стахановца-тракториста. Сергей Сергеевич пил горькую, пил много, запойно и начинал он это делать весьма неожиданно для окружающих. Когда-то, еще во времена брежневской оттепели, этот недуг сыграл с ним весьма злую шутку. Тогда, по обыкновению, Сергей Сергеевич внезапно ушел в запой, напрочь пропустив тем самым посевную компанию, чем сильно опечалил директора местного колхоза. Вернувшись из своего алкокруиза, Сергей Сергеевич был отправлен на товарищеский суд, обязательное в те времена мероприятие для провинившихся работников полей. Собрание проходило в актовом зале местного Дома Культуры с незамысловатым названием «Хлебороб». Здесь присутствовало всё руководство колхоза, партийные, и комсомольские активисты, а также обычные полевые труженики. Все было как обычно. После выслушивания речей о важности посевной компании, успехов колхоза, и скорой победе пролетариата в мировой революции, провинившиеся работники должны были покаяться в содеянном, и поклясться, что исправятся. Вместе с остальными своими коллегами по злобному недугу Сергей Сергеевич, подобно нерадивому школьнику, стоял в строю на сцене и молча пытался визуализировать в своем сознании рассказ председателя колхоза, пытавшегося всеми красками обрисовать светлую картину коммунистического будущего, и не менее светлого социалистического настоящего. Слушал Сергей Сергеевич про страну, основа которой партия, про закрома Родины, в которые партия вкладывает все свои силы, про долг коммуниста, которому партия – мать родна, и пытался соотнести окружавшую его действительность с высокими целями и благородными задачами, стоявшими перед каждым советским человеком, и что-то как-то не складывалось. С одной стороны были слова про равенство, братство, и справедливость, а с другой, маленькая жизнь Сергей Сергеевича, в которой он уже много лет подряд стоял на очереди за автомобилем «Жигули», и эта очередь все никак почему-то к нему не приближалась, но зато, очень быстро она добралась до сына директора колхоза, который теперь лихо рассекал по району на новенькой вазовской «шестерке», пугая деревенских уток и гусей. Был у Сергея Сергеевича персидский ковер, купленный им втридорога по «блату» через кума сестры, был хрусталь, подаренный родителями на свадьбу, был местком, с доступными для избранных путевками в Адлер и Сочи, а жизни почему-то при этом всем не было. Вместо неё был некий муляж, за которым пряталась печаль, бескрайняя, как пшеничное поле, уходящее за утренний туманный горизонт. Сергей Сергеевич толком не понимал причину этой свой грусти, он просто жил, и чувствовал, что что-то не так, что нет никакого равенства, и нет справедливости, а есть только приспособленчество, и теплые места, за которые каждый день идет нескончаемая борьба. В юности Сергей Сергеевич искренне верил, что он живет в самом правильном государстве, где каждому по потребностям, и от каждого по способностям, но теперь эти ощущения куда-то исчезли, им на смену пришло что-то монолитное и серое, которое только и можно было, что заливать «горькой». И вот теперь, после длительного запоя, стоя в шеренге обвиняемых, Сергей Сергеевич вдруг «прозрел», весь тот долгий нарратив его жизни, что копился в душе годами, вдруг, наложился на пафосные слова председателя колхоза, и будущему педагогу-трактораведу всё стало так ясно, и понятно, что он даже сам удивился всей той простоте открывшейся для него картины.
