Как-то раз Максим ненадолго отлучился из класса, а когда вернулся, обнаружил, что кто-то рылся в его ранце. Причём, не просто рылся, а вытащил оттуда свёрток с обедом. Это было настолько дико, возмутительно и непривычно, настолько не укладывалось в мировоззрение мальчишки, что в первое мгновение он просто растерялся, не зная, как реагировать, и ошеломлённо переводил взгляд с одного одноклассника на другого.
- Что, Чащин? Жратва сбежала? - подколол его Серёга Королёв, издевательски ухмыляясь, а затем театрально, с притворным сочувствием, вздохнул. - Вот незадача... Так ты давай, обнюхай всех нас по очереди - от кого пахнет колбасой, а не столовской капустой - тот и спёр!
- Очень мне надо тебя нюхать, - отозвался Максим, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал от обиды, как у сопливого малыша. - Задохнуться боюсь.
- Чё ты сказал?! - возмутился Серёга - больше для порядка, чем в реальном стремлении устроить скандал. Просто не хотел ронять авторитет в глазах одноклассников. - А ну, повтори!
- Ой, да заткнись ты, Королёв, - внезапно вмешалась Лера с явной досадой, даже раздражением. - Так суетишься, как будто сам и есть - вор. Ну-ка, признавайся, ты стырил у Чащина бутерброды?
- Мне что, больше всех надо? - сразу теряя запал, отозвался одноклассник. - Сдались мне его благородные бутербродики, от них, небось, потом неделю с унитаза не слезешь - это не для наших простых желудков.
Лера порылась у себя в портфеле и достала припрятанную после столовой сдобную булочку, обсыпанную сахарной пудрой.
- Чащин! - окликнула она Максима, протягивая булочку ему. - Бери, ешь. Нельзя весь день голодным ходить, ты у нас мальчик музыкальный, нежненький... ещё в обморок грохнешься, не дай бог. Как мы все это переживём?
Если бы Лера просто предложила ему эту проклятую булочку, он немедленно забыл бы прошлые разногласия и принял угощение с благодарностью. Но уничижительное окончание фразы и насмешливые искорки в странных глазах одноклассницы моментально погасили вспыхнувшее было у Максима чувство горячей признательности за участие, а раздававшиеся вокруг сдержанные хиханьки да хаханьки ещё больше разозлили мальчишку.
- Иди ты со своей булкой... знаешь, куда? - грубо отозвался он. - У тебя и руки, небось, немытые. Я не знаю, за что ты ими сегодня хваталась. Может, помогала своей матери туалеты драить... - добавил он, непрозрачно намекая на профессию Лериной родительницы.
Девчонка вспыхнула заревом, а глаза её из тёмно-голубых вдруг резко сделались ярко-зелёными от злости - как Максим ни сердился на неё, а всё же благоговейно замер, будто загипнотизированный подобным эффектом.
Несколько секунд она пристально, с ненавистью, раздувая ноздри, вглядывалась в его лицо... ему даже показалось на миг, что она собирается его ударить. Однако Лера просто шумно выдохнула, а затем - как бы нехотя - процедила сквозь сжатые зубы:
- Каз-зёл!.. - и демонстративно отошла к своей парте.
С этого дня и началась их долголетняя война.
6. 4
Мама никогда не скрывала, что мечтает сделать из него великого музыканта, не особо-то заботясь мнением самого Максима на этот счёт. Понятное дело, для пацана его возраста занятие музыкой было скорее наказанием, чем удовольствием: ему гораздо интереснее было бегать во дворе с другими мальчишками, драться, орать и беситься, чем играть на инструменте. Но мама уже мысленно распланировала его будущую блестящую карьеру и даже купила сыну детскую скрипочку - “четвертинку” - с прицелом на дальнейшие занятия. Несмотря на это, сам Максим долгое время не воспринимал её разговоры всерьёз, надеясь, что она перебесится и передумает.
