Он загремел за решетку на три с лишним месяца, со всеми поблажками, хотя ему и восемнадцати не было. Ни разу ему не дали поговорить с родителями, температура в камере не поднималась выше шестнадцати градусов, а хмырь из клетки напротив выкрикивал персидские ругательства каждый день с восьми утра и не успокаивался до завтрака.
Koskesh – Деян, по крайней мере, выучил отличное слово – похабник.
Это все подрывало силы. Тошнота и вечные пробежки до туалета, чтобы отлить, когда сахар в крови поднимался, а ему запрещали выходить и двигаться в клетке.
Или приступы, когда он не мог есть их отвратную еду. По-умному это называется гипогликемия, низкий сахар. Это самое красивое слово, которое он знал, и одновременно – самое уродливое, знак его болезни.
Он хотел домой, но не только из-за диабета. Ему хотелось прочь от ночных кошмаров и затекших суставов. Съесть кебаб с двойным чесночным соусом, покурить тогда, когда вздумается. И чтобы мама его обняла.
Вот так он и разговорился, это ведь был первый раз, как он попал за решетку.
Деян когда вышел, узнал, что Адам тоже раскололся. Но кое-кто из них троих держал рот на замке и ничего не сболтнул, ни одного долбаного слова не сказал. Его продержали до самого суда, хотя Адама и Деяна давно отпустили. И осудили его за кражу с отягчающим, и до суда к нему никого не пускали, кроме полицейских и адвоката.
Тедди.
Потом он рассказывал, что выдержал только потому, что по три раза в день по сто раз отжимался, а все остальное время читал.
С того дня они знали, все знали – хотя никогда об этом и не говорили, – один из них был по-настоящему крутым.
Но это не все. Он сказал, что читал. Книги. Вот такой был Тедди: иногда он говорил прямо как его отец или как какой-нибудь учитель. Он был из другого теста.
Деян свернул на узкую дорожку. Вдоль нее выстроились дома, но чем ближе к тюрьме, тем реже они попадались. Снега здесь почти не было, как и в городе. Дорога свернула в лес, и он сильнее надавил на газ, чтобы немного развлечься.
Елки у дороги слились в сплошную полосу, когда он сосредоточился на поворотах. Вот это жизнь. И теперь можно надеяться, что все станет еще лучше.
Тедди заставлял мир вокруг вертеться, и не только благодаря кулакам. У него все шло как по маслу, потому что он думал как-то по-особенному.
Скоро уже Деян будет у тюрьмы и заберет своего лучшего друга. Самого крутого парня во всем Стокгольме.
Найдан «Тедди» Максумич выйдет на волю спустя восемь лет.
Прекрасный день.
* * *
Замок щелкнул еле слышно, но для Тедди это был важный звук. Звук, которого он так невероятно долго ждал. Он открыл стальную дверь, и его поразило, насколько это было легко, как будто она была из картона.
Он выбрался на улицу и сощурился от яркого света. В метре над его головой торчала камера, и он знал, что там, на пункте наблюдения, они смотрели на него. Может быть, им хотелось, хотя бы некоторым из них, чтобы все получилось. Чтобы все было хорошо.
Мотор ревел, как на старом тракторе, хотя это и не дизель, да и выхлоп дымил, как кочегарка.
Корпус цвета «металлик» и восемнадцатидюймовые диски давно потеряли лоск, и одно из боковых зеркал почему-то было обмотано скотчем. Тедди очень занимал вопрос, действительно ли эта колымага доберется до Седертелье. Или она на каком-нибудь пригорке потеряет колесо. Или просто тихо заглохнет и загнется, а они проторчат на холоде.
