По краям Крутой с двух сторон были устроены тротуары, окаймленные от проезжей части невысокими рябинками, на которых почти всю зиму краснели ягоды, которые мы при случае обязательно рвали и с удовольствием ели. Прихваченные морозом ягоды почти не горчили, а съесть ягоду с дерева да еще в мороз – это еще то лакомство.
Крутую улицу от снега чистили мощные шнековые снегоуборочные машины, из раструбов которых снег ссыпался в самосвалы, которые увозили его неизвестно куда. Тротуары тоже чистились, но вручную, снег никуда не вывозился, а укладывался горкой вдоль всего тротуара с боков.
Со временем пешеходная дорожка превращалась в подобие бобслейной трассы. Снежные борта в виде сугробов были чуть ли не в человеческий рост. Для выхода с тротуара на Крутую по все длине делалось несколько проходов. Было забавно наблюдать, стоя вверху улицы и глядя вниз, как внезапно, как из снежной стены, появляется человек, который переходил с пешеходной части улицы на проезжую.
Мы обожали гонять по этой тротуарно-бобслейной трассе на санях, так как уже в декабре покрытие ее превращалось в твердый наст, по которому можно было даже ездить на коньках-снегурках. Санки у нас были алюминиевые с разноцветными деревянными рейками. Никаких спинок, естественно, не было. Нам, мальчишкам начала шестидесятых годов прошлого века было бы очень удивительно узнать, что мы тогда использовали стиль катания как в скелетоне, о котором мы и понятия не имели. Так же как в скелетоне мы разбегались, плюхались животом на сани и неслись вниз сломя голову, ловко управляя санками ногами.
В тот день на улице было достаточно морозно- градусов двадцать. Освободившись рано от школьных и иных дел я в одиночестве пришел на Крутую покататься на санках. Вся проезжая часть улицы и ее левая пешеходная часть абсолютно безлюдны.
Прокатившись по первому разу не быстро, притормаживая ногами, чтобы обследовать трассу, я лихо затормозил в конце, эффектно свалившись с санок и два раза перевернувшись в снегу. У нас это считалось особым шиком. Наст был твердый и слегка даже как бы с легкой ледяной корочкой, поэтому санки не очень слушались управления, зато скорость можно набрать большую.
Оглядев трассу в последний раз и не найдя на ней ни души, я разбежался как следует и полетел вниз с нарастающей скоростью. Когда я уже достиг середины, на пешеходную часть, словно из ниоткуда вдруг вышел какой-то дядька. Пройдя по прорытому проходу от проезжей части до пешеходной он вырос прямо передо мной метрах в двадцати и не глядя по сторонам не спеша двинулся вниз прямо посередине:
– Отойдите-е! В сторону!– заорал я одновременно пытаясь затормозить сразу двумя ногами, но скорость была большая, а наст очень скользкий. Меня неотвратимо несло к мужику, а он, не сразу сообразив в чем дело, сделал робкую попытку повернуться в сторону моего крика, но было поздно.
Со всего маху я шибанул ему сзади по ногам. Как подкошенный, он рухнул спиной на меня и укатился в сугроб. От его падения мне на спину у меня сразу сбилось дыхание. Слетев с саней я кувырком покатился по инерции вниз. Санки догнали меня и боднули в спину.
Мужик сидел на снегу, матерился почем зря и как-то странно сучил руками, как будто пытался сбросить с себя змею, оказалось что это была папироса, которую он курил и она попала ему за пазуху.
Но меня это мало волновало – я никак не мог вздохнуть. Вскочив на ноги и выпучив глаза я разинул рот, пытаясь сделать вдох. Наконец мне это удалось и я облегченно заорал что есть мочи. Избавившись наконец от папиросы, дядька поднял шапку и медленно пошел ко мне, но поскользнулся и опять шлепнулся на жопу. Я, не испытывая судьбу и продолжая всхлипывать, схватил санки и удрал через ближайший проход на улицу и на санках погнал дальше вниз уже по Крутой.
