Вирши левши - страница 11



90/33

В лучах июньского заката
над пеленой грибных дождей
взлетела радуги токката
в небесной мессе славных дней.
Как жизни торжества цветные
воздвиглись райские врата,
над злато-влахернской святыней
восстала божья красота;
в крестах воскресла чудо-арка,
путь к Богу радужно раскрыт…
Полно народу в кущах парка,
и правит бал воскресный быт.

Усадьба Влахернское-Кузьминки

«А верит ли сам римский папа…»

60/33

А верит ли сам римский папа
когда без свиты он один
что Иисус страдал и плакал
и по земле босой ходил?
а верит ли что в самом деле
Вселенной правит божий дух
и воплощен в его же теле
иль эта вера для старух?
а верит ли святой наместник
взойдя на царственный амвон
в свои же благостные песни
или поет для паствы он?
а верит ли он в буллы эти
в которых смертным рай сулит?
в догматы верит в кабинете
когда над Библией сидит?
а сам сам верит посылая
иезуитство все в поход
чтоб ересь всюду истребляя
в той вере укрепить народ?

«Москва для пришлых необъятна…»

90/34

Москва для пришлых необъятна,
как коммуналка, неопрятна,
тесна для душ чужих столица,
я в чаще тел, я здесь посмел родиться.
На Абельмановке пошел я в рост,
Калитники – мой родовой погост.
Тут, на углу Угрешки и Мясной>*
в очередях соцфак был первый мой.
Здесь, в школе Элька – первая любовь,
куда ушло все, что волнует кровь?
Стою на месте том же, Чара, через полвека,
ни улицы, ни дома, ни Москвы – калека,
не человек – без памяти ты – не москвич,
а с памятью без крова корневого – бич,
чарующее званье, смесь челнока и рвани,
мы щепки деревянной – мсковитяне.
Нас всех с Таганки – Сретенки снесли,
в панельные хрущобы вознесли,
а там, внутри Садового кольца,
царует смесь С(тавро)поля – Ельца.

>* Ныне Стройковская и ул. Талалихина.

«Я приехал сюда…»

60/34

Я приехал сюда
понаслышась о нем
гордый город узрел
белой ночью – не днем
не пытались огни
вырвать к свету из тьмы
и Петра и суда и граниты Невы
я бродил белой ночью
узнавал наконец
и каналы соборы и Зимний дворец
и до Стрелки дойдя
у ростральных колонн
я признался что
в белый город влюблен
и в его острова и сады и мосты
и в его купола и стихи и холсты…
после белых ночей не вернусь я назад
пусть чернеет сердце с тобой
Ленинград
1965

«Люблю дома, в которых нам не спится…»

90/35

Люблю дома, в которых нам не спится,
панельную бессонницу столицы,
бессмыслицу реклам и улиц,
светящийся под черным небом улей.
Люблю порок средь непорочных окон,
Москву, распущенную, как рыжий локон,
гулящую по будням, а заодно и в выходные.
Люблю дворы с дворцами, проходные,
и брани площадной российские рулады,
и замершие площадей парады,
и металлических дверей запоры,
и на кольце автоколонн заторы,
и разнобой базаров и вокзалов,
единообразие окраинных кварталов.
О, как люблю московскую закваску,
Москвы богатой нэпманскую маску
и нищенской столицы одеянья,
бомжей – у баков мусорных – старанья
и новых храмов воздвиженье,
звон колокольный ради всепрощенья.
Люблю никольские пролеты
и власть потешную, заботы ее о нас,
о нашей плоти,
как тужится в бреду и в поте
лица, нощно и денно
служить нам, грешным,
самозабвенно.
Люблю кремлевские куранты,
как шаг чеканят нам курсанты,
люблю булыжник мостовой,
люблю все, что слывет Москвой.

«Вот времени ход переломный…»

60/35

Вот времени ход переломный
и перехода перехлест
где переполнены перроны
возле буксующих колес
где тяга к праведной опоре
средь невесомости парит
и где становится апорией
все что природа породит
где ржавая спираль прогресса
ползет себе скрипя назад