А можно ли было говорить о некоторой связи его работ с работами Э. По?
– Отфильтруйте, пожалуйста, ещё раз этого По, – обратился Леннс к молодой сотруднице, сидевшей у ближайшего монитора. (Эта была её первая экспедиция).
Стоя рядом, наклонившись к экрану, он с нетерпением ждал результата. Однако попытки не удавались: вместо Э. По на экране всё время появлялись какие-то разноцветные человечки с мониторами в животах. Нетерпеливый Леннс стал лихорадочно крутить ручку подстройки то туда, то сюда. Но вместо человечков появился не По, а какой-то Серый Волк, проглотивший то ли свою бабушку, то ли своего охотника.
– Ладно, не будем терять время. Пойдём дальше, – сказал Леннс и, размышляя, начал кругами прохаживаться по машинному залу. Он знал, что только кропотливая аналитическая работа ума может быть реальной основой настоящей изобретательности.
На очередном витке этой своего рода орбиты, подойдя снова к тому же монитору, он увидел, что его новая сотрудница, явно отвлекаясь от дела, занялось заполнением лотерейных карточек типа 6 из 49. При этом она старалась расположить пометки-крестики на номерах в виде симметричной фигуры. На одной карточке она заполнила номера 16, 17, 18, 19, 20, 21, на другой – 9, 17, 25, 33, 41, 49, на третьей – 25, 27, 33, 39, 41, потом – 7, 14, 21, 28, 35, 42, и т. д.
– Очень глупо так заполнять карточки, – заметил Леннс, – гораздо разумнее зачёркивать клеточки случайным образом. И вдруг странная мысль почему-то пришла ему в голову: «Почему инертная масса равна гравитационной?». Он почувствовал, что его сознание затуманилось, и мысли стали сбиваться.
«Что-то не так», – внезапно осознал Леннс, на одно мгновение придя в себя. Он ясно ощутил нарастающую вибрацию. Сообразительный Леннс, буквально в течении 3—6 сотых секунды, мысленно, даже не осознавая этого, разработал в первом приближении новейшую объяснительную теорию, которая впоследствии стала одним из важнейших дополнений к его теории реликтового резонанса.
«Что происходит?» – быстро размышлял Леннс. – «Одно из двух: или наш корабль попал в точку голотипного резонанса, либо нарастает трансцендентная реверберация, спонтанно возникшая в момент бифутурации: в такой момент реверберация могла возникнуть, но могла и не возникнуть, и тогда бы всё было иначе». Он уже мыслил терминами новейшей теории, которую ещё сам не знал, так как она находилась глубоко в его подсознании.
«Надо сосредоточиться и взять себя в руки!», – и он сел в кресло, скрестив руки на мускулистой груди. Его сильные пальцы и ладони обхватили гигантские бицепсы: ещё в студенческие годы он уделял большое внимание физической подготовке, практически не покидая университетский спортзал.
Всё кругом колыхалось и вибрировало. Леннс обливался потом. Ещё немного и титановые переборки начнут лопаться как яичные скорлупки. Чувства начали изменять ему. Ему начало казаться, что его левая нога уменьшается, усыхает, становится карликовой и бессильно свисает с кресла, даже не касаясь пола. Его правая нога, наоборот, росла и разбухала, и ему казалось, что она заполнила собой всё пространство зала, а колено упёрлось в потолок.
Только благодаря своей уникальной природной выдержке и терпению Леннсу наконец удалось собраться с мыслями. «Итак, что я имею. Во-первых, у меня есть я сам: сильное тренированное тело плюс к нему светлая учёная голова. Во-вторых, у меня есть этот чудесный корабль, оснащённый по последнему слову техники. У меня есть преданные сотрудники и ясные цели. Вместе мы – сила, не знающая преград. Мои теории переживут меня самого. Разум вечен, а познание бесконечно…»
