Включившаяся наконец память сообщила, что Зула уже довольно долго лежит на боку и сквозь полуприкрытые веки смотрит в окно. Внизу плывут горы. Кругом стоит гул.
Это самолет. Спинка кресла, пахнущего дорогой кожей, откинута до упора. Зула укрыта одеялами – хорошими, не самолетными.
Ее не насиловали, не били. На руке повязка. Зула вспомнила лилии, нож…
И латте. Туда подмешали снотворное.
Она пошевелилась. Конечности слушались, хотя и затекли.
Зула повернула голову и увидела, что находится в маленьком самолете, а напротив лежит Питер и смотрит на нее. Она вздрогнула.
Их кресла находились ближе к хвостовой части салона. Со стороны кабины сидел Соколов и просматривал бумаги, спустив очки на кончик носа.
В переборке за креслом Зулы была дверь – наверное, во второй салон. Скорее всего Иванов там, поскольку больше его нигде не видно.
– Давно очнулась? – спросил Питер.
– Вот только. А ты?
– Где-то с полчаса. Слушай, Зула…
– Что?
– Как думаешь, куда мы летим?
Она сбросила с себя одеяла и, пошатываясь, проковыляла мимо Соколова по направлению к носу. Дверь в кабину была заперта, но рядом обнаружилась другая – в уборную.
Что-то прошуршало и плюхнулось на пол возле Зулы. Ее рюкзак.
Зула посмотрела Соколову прямо в глаза, сказала «спасибо». Тот несколько секунд молча глядел на нее, потом вернулся к бумагам.
Зула прикрыла за собой дверь, спустила штаны, села и спрятала лицо в ладонях.
«Думай».
Как Иванов умудрился вывезти их из страны?
Дядя Ричард иногда летал частными самолетами (на остров Мэн – наносил визиты вежливости дону Дональду) и не уставал рассказывать, до чего это просто и «как с куста»: ни регистрации, ни досмотра, ни ожидания – сел и полетел.
Зула не знала, как на нее подействовал препарат – полностью вырубил, затуманил сознание или превратил в послушного зомби. В любом случае русским удалось незаметно запихнуть их с Питером в машину и, если все в самом деле так просто, как рассказывал дядя Ричард, отвезти на аэродром прямо к самолету, а там без особого труда поднять на борт.
Действительно просто. Если бы их заметили, поймали – вот тогда стоило бы ждать больших неприятностей. Но русские, похоже, не из тех, кто переживает из-за таких мелочей, – в этом смысле Зула испытывала к ним нездоровую симпатию.
Она покопалась в рюкзаке. Паспорт пропал. Нож из кармана вынули. Ни ключей от машины (хотя зачем они теперь?), ни телефона. Осталась книга и всякие мелочи из дома Питера: косметика, тампоны, расческа, лосьон для рук. Флисовая жилетка. Ручки с карандашами исчезли – что, Зула могла использовать их как оружие? Или нацарапать записку с просьбой о помощи? Кто-то порылся в ее багаже – в большой сумке, с которой она ездила в шлосс, – и, хвала Всевышнему, сунул в рюкзак нижнее белье, пару футболок и шорты.
Значит, летят они в теплые края.
«Думай».
Когда ее отсутствие заметят? На работе знали, что на выходные Зула едет кататься на лыжах. Сегодня она не появилась; решат – отсыпается. Затем – когда? Через пару дней? – забеспокоятся.
И что потом?
Поедут к Питеру, увидят ее машину (если, конечно, русские не скинули «приус» в соседнюю речку), но ничего подозрительного не найдут.
Зула исчезла с лица Земли.
Ее это очень расстроило, даже в глазах защипало, но она не заревела – наплакалась у Питера, когда все стало совсем плохо. Потом, правда, наивно поверила, что проблема решена. Будто из такой передряги можно легко выпутаться. Теперь Зула возвращалась к тому, с чего начинала, – к слезам и к мыслям о том, что делать.
