Цветущий, замусоренный канал с масляными разводами на поверхности воды… Трех‑четырехэтажные домики из серого выщербленного кирпича нависали по обе стороны. Узкие разбитые причалы… Картина запустения и уныния царила в вечернем сумраке, навевая тоску. В одном из этих домов проживал Филипп Шар – портье отеля «Бородинский Крест».
Филипп Шар… Странная фамилия, хотя чему удивляться? Знавал я в бытность свою начальником службы безопасности порта одного человека с фамилией Круг‑лик! Надо сказать, имел он нормальные формы и мало походил на колобка. Круглик был одним из молодых охранников, но судьба развела нас в разные стороны, так и не дав толком сдружиться…
Сто шестьдесят первый дом я отыскал с трудом. На этом отрезке канала таблички с указателями улиц и нумерацией домов отсутствовали. Пришлось несколько раз тормозить таксиста и спрашивать путь у прохожих – в основном заядлых собачников, которые вдоль набережной выгуливали своих четвероногих друзей, оставлявших после себя характерные метки. Цивилизация до этих мест докатилась лишь эхом.
Водитель вырулил наконец к сто шестьдесят первому дому и выдвинул трап. Я рассчитался и спустился на причал, укутанный вечерним сумраком. Стоило поторопиться, иначе домой можно было припоздниться. Кубинец не одобрял, когда посреди ночи бухала входная дверь, потом кто‑то рылся в холодильнике в поисках замороженного ужина и шумно открывал пивные бутылки.
Перед нужным мне домом был разбит маленький сквер – диаметральная противоположность того, через который я спешил в «Московский триумф»: три поломанные скамейки, где для сидения годились разве что спинки, пустые пакеты из‑под чипсов, банки из‑под пива, окурки сигарет… Мусор валялся на дорожках, нисколько не смущая жителей домов, которые проходили мимо с отсутствующим видом.
Я направился к первой приглянувшейся парадной с навесным козырьком, поросшим сорной травой, из которой торчал прут арматуры. Оттуда вышла худая женщина с цвета вороньего крыла волосами, с пристальным неприятным взглядом, в красном халате и в тапках (правый – с дыркой, являвшей миру большой палец ноги). Она вынесла пакет с мусором и вместо того, чтобы отнести его на помойку, оставила между входными дверями парадной.
Я посмотрел на табличку, висевшую над парадной, и обнаружил, что сорок первая квартира располагается именно здесь на третьем этаже. Вошел в черную парадную – пролежень на солнечном лике города – и зацокал по ступенькам наверх. Запутаться в лестничных площадках несложно, в особенности если ни на одной квартире нет номера.
На третьем этаже имелось две двери. Сначала я позвонил в правую. Открыла старушка – сморщенная, высушенная, с костлявыми руками‑метелками. Минут пять она пыталась понять, что мне нужно, после чего заявила:
– Ждежь, шудар, таких нетуть! – И захлопнула перед моим носом дверь.
– Ты такая милая, лучше выпью пива я… – пробормотал себе под нос, нажимая кнопку звонка соседней квартиры…
Дверь открыли не сразу. Я терпеливо ждал. Подумал было, что в квартире никого, но ошибся: из черноты прихожей выглянула хмурая личность, от которой явственно тянуло алкоголем.
– Здесь дух хмельной, здесь суслом пахнет! – заявил я, заглядывая внутрь.
Обладатель дырявой майки и всклокоченных грязных волос попытался меня остановить, но он слишком плохо держался на ногах.
– Что вам, собственно говоря, надо?
– Видеть желаю Филиппа Шара! Проживает здесь такой? – прикидываясь простецом, рубахой‑парнем объявил я.
