– Сеня, а что бойцы кушать не хотят? Или у них перекуров не бывает. Вот, пока у тебя будет перекур, ты им раздай и они, вместе табачного дыма, отведают моей стряпни. Ну, уважь же ты мне, а? Вот представь, что вот так же нашего сыночка где-то там на фронте кто-то угостит. А?!
– Вот можешь ты, Маруся, мне на «мозоль» надавить. Давай уже, стряпуха!
Мария Захаровна, довольно вручала мужу в свободную руку узелок:
– Да смотри мне, обязательно раздай. Я проверю.
Начались занятия, дежурная рапортовала вошедшему преподавателю по Уставу, доложив сколько присутствует, кто на вахте и в санчасти.
– Вольно! – скомандовал Семён Семёнович, – садитесь.
Курсанты, в лице девушек очень любили этого простого и душевного человека, за его простоту, без мудрёности и излишней идеологической напыщенности, донести то важное, что происходит в мире, на фронтах и всегда практически, даже когда сообщал о новостях, которые вызывали скорбные эмоции, всегда старался найти хоть маленький позитив, чтоб разбавить горечь сладеньким. И даже, если этого сделать не получалось, девушки оценивали высоко его попытку и были за это благодарны.
– Я хочу прежде, чем рассказать, как изменилось положение на фронтах и каких успехов добилась наша Красная Армия, о положении на нашем Южном фронте, я хочу спросить вас: вы могли бы без раздумий умереть за Родину, за свой город, за клочок, пядь русской земли?
Наступила тишина. Никто и представить себе не мог, что придётся отвечать, и отвечать правдиво и не пафосно человеку, которого уважали и обмануть не имели права. Одно дело, когда бы этот вопрос был задан тем, кто пожить успел изрядно, детей нажили и внуков на руках подержали, другое, когда многие из девушек и целоваться-то не научились, а те, кто вообще ещё ни разу не целовались, даже признаться в этом не могли.
И всё же нашлась самая смелая, а может быть и смышлёная девушка, желающая выделиться перед остальными. Это была Полина Картавина, которая, попросив слово, представилась и ответила:
– Конечно, да! Это святой наш долг – защита Отечества. Когда Родина в опасности, то нужно защищать её, не щадя крови и самой жизни.
– Хорошо, курсантка Картавина. Садитесь.
– Разрешите ответить, товарищ капитан, – подняв руку спросила Лидия.
– Да, конечно, можно. Нужно даже, курсантка Домашенко. Прошу!
– Спасибо, товарищ капитан. Я считаю, что в случае такой ситуации, у человека, мысль, которая и так считается самой быстрой, из всего, что нам пока известно в мире, будет работать ещё быстрее. У человека вся жизнь может пронестись перед глазами. Все негативное сложится на одну чашу весов, а все позитивное на другую. Если негатив перевесит, то человек не раздумывая шагнёт навстречу смерти и пройдя через границу миров, войдёт в бессмертие, где все его прошлые грехи и прегрешения спишутся этим поступком. Но он должен был максимально взвешенным, а не суицидом, когда имеются другие варианты.
– Лилия, ну ты даёшь! Твой отец, случаем, не Кант? – усмехнулась язвительно, Картавина, видя то, что её пламенная речь бледнеет всё сильнее, перед ответом Лиды.
Лида не обратила на это внимание, лишь дав высказаться девушке, хоть и без разрешения на это. Преподаватель на этот раз не стал делать замечание на несдержанность и положения Устава, а лишь сказал:
– Продолжайте, Домашенко, если у Вас есть ещё, что сказать по существу вопроса.
– Спасибо! Случись мне попасть в такое ситуацию, то здесь важно действовать без паники и горячности. Если вновь воспользоваться весами оценки недолгой жизни, то у меня, до некоторого времени, счастливых моментов было в разы больше, но и случилось трагическое событие, которое сильно потянуло на себя чашу. И несмотря на это, я люблю жизнь. И только тогда, когда я пойму, что другой выход есть, но он позорный, что в лучшем случае меня убьют, а в худшем будут пытать и, упаси, Боже, насиловать, я приму однозначное решение, но осмысленно, а не так, как вы высказались в вопросе – «без раздумий умереть за Родину». Я отдам жизнь обдуманно и осознанно, без истеричности, осмыслив холодным разумов. И отвечу курсантке Картавиной: мой отец – не философ, не учитель и не руководящий работник. Мой отец – сапожник, а образование его – 4 класса, а остальные университеты он познавал, срывая мозоли на руках. Он на фронте и, надеюсь, что мне за него краснеть не придётся, как и ему за меня. Курсантка Домашенко ответ закончила.
