Висталь. Том 1 - страница 21



Идя по живописной лесной тропинке, через некоторое время, он оказался у моря. Небо над ним, потемнело. С юга надвигалась гроза. Шум моря, и завывание ветра, придавали его одиночеству, какую-то щемящую тоску, и вместе с тем, какую-то необъяснимую ностальгическую негу, замешанную на гордости, на чувстве собственной духовной силы. В нём не было ни подавленности, ни восторга. Он чувствовал реальность, как её могут чувствовать только дети… Поднявшийся ветер, раздувал его широкую белую рубаху, и он брёл по пустынному берегу, навстречу грозе…

Начало пути

Карфаген


В 271 году до нашей эры, на берегу Средиземного моря появился человек, не совсем привычного вида. Он был одет несколько несоответственно той эпохе, но не вызывал особого удивления у окружающих. На этих обетованных берегах, испокон веков собиралась настолько разношерстная публика, что пестрота и всевозможная разноцветность обликов, примелькалась, и не вызывала ни у кого ни восторга, ни удивления. Очнувшись от векового анабиоза, и ощутив в полной мере внешний мир, он неспешно поднялся с чистого, чрезвычайно однородного песка. Зачерпнув в ладонь, и медленно высыпая, он подумал: Песок, – метафора бытия… Каждая песчинка этого мира, похожа на остальные, и в то же время, неповторимо индивидуальна. Каждый день бытия, похож на предыдущие дни, и не бывает ни одного абсолютно повторяющегося…

Не обращая внимания на палящее Солнце, он пошёл по берегу моря. Он и не думал прикрывать свою совершенно лысую голову. Его организм за время жизни, испытывал такие природные катаклизмы, что теперь он не обращал ни малейшего внимания, на всякого рода мелкие неприятности. Так человек, побывавший однажды в аду, смотрит на все житейские невзгоды с умилением, словно на слабые погодные ухудшения. Проливной дождь, тайфун, срывающий крыши домов, сорокаградусный мороз, или пятидесятиградусная жара, – всякая жизненная неприятность становится столь незначительной для испытавшего все круги ада, что он без всякого содрогания и разочарования проходит сквозь них, лишь слегка покашливая.

Пристально вглядываясь вдаль и рассматривая приближающиеся с каждым шагом, строения древнего города, он чувствовал, как нарастала его восторженность. Эти неописуемо величественные стены, могли привести к благоговению даже Богов! Пред его взором, во всей своей красе возвышался Великий город, чьё имя будет увековечено в мифах и легендах будущего!

Воздух вокруг, был несколько непривычен. Он содержал какие-то непонятные оттенки запахов, приносимые с моря. Всякое утончённое обоняние, как и утончённый разум, с его более расширенным, чем у обычного человека обзором действительности, приносят, наряду с изысканными впечатлениями приятного свойства, широкий диапазон неприятных ощущений. Помимо этих запахов, в этом знойном эфире витало предчувствие чего-то глобального, чего-то исторически важного. Эти ощущения невозможно описать, их можно лишь почувствовать тончайшими лепестками души. С неумолимой фатальностью подступало то время, когда напряжение противостоящих сил, взорвёт слаженный механизм размеренной жизни, и противоборство Рима, и Карфагена, наконец выльется в три Великие «Пунические войны».

Надо отметить, что все континенты, где в те достопамятные времена проживали люди, и расцветали цивилизации, были охвачены постоянным противостоянием. Сама жизнь тогда, не мыслилась без войны, это была её неотъемлемая часть, и даже её кровь и плоть. Для древних было совершенно непонятно, как можно жить, – и не воевать. Они знали, что в мирном существовании, нет никакой пользы. Они подспудно чувствовали, что мирная жизнь – расслабляет, размягчает тело и разум, и тем самым, делает его обладателя, уязвимым. Точнее сказать, – не они знали, но знали их инстинкты. В глубине подсознания древних людей, бил ещё тот «родничок», который не давал высохнуть озеру неосмысленного познания. «Родничок», который в более поздние времена, был завален «камнями разумной полезности», замазан «глиной рассудительного разумения», и почти высох. Это именно тот сакральный и неиссякаемый «родничок интуитивного знания», который впоследствии, превращается в «реку идеального осмысления». «Родничок», струящийся из самой преисподней сердца, – из глубин душевного лабиринта всякого совершенного существа. «Родничок», с совершенно чистой, почти невидимой водой, которую нельзя ни потрогать, ни попробовать на вкус, нельзя осмыслить, разложить и понять, ни с помощью инструментов рационально-аналитического мышления, ни каких-либо иных.