Висячие сады Семирамиды - страница 46

– А я не люблю делить бабушкины серебряные ложки после похорон, поэтому я отказался от раздела имущества.

Мне казалось, что по-настоящему близких друзей у него не было. Возможно, именно потому он часто звонил мне, приглашая в гости. Он обижался, если наше общение на какое-то время прерывалось. Позже, когда я осовременился и приобрел мобильный телефон, он стал звонить довольно часто, чуть ли не каждый день. Он звонил по делу и без дела, а в конце беседы неизменно приглашал на чай.

В последний год его жизни мы встречались дважды – на старый Новый год и четырнадцатого апреля, в день его рождения. Выглядел он не очень хорошо: был какой-то пожелтевший, осунувшийся.

Я спросил, здоров ли он, на что он ответил, что все нормально, просто почти неделю пьянствовал с друзьями-художниками.

Спустя месяц после апрельской встречи, в середине мая я отправился в летний вояж к своим товарищам по работе в геологических партиях: вначале съездил в Новороссийск, затем в Петербург, Москву. В Веньяминовскую я вернулся только через четыре месяца, в сентябре.

Сразу звонить я не стал звонить, позвонил уже в середине сентября. В ответ услышал: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». И так несколько раз. Поначалу я подумал, что он куда-то уехал, но после нескольких безуспешных попыток связаться с ним решил заехать к нему домой.

Я завел свой старенький «Москвич-412» и поехал на Соборную площадь. Поднялся на третий этаж, позвонил. Дверь мне открыл молодой парень лет двадцати. Я подумал, что это кто-то из его гостей, и, поймав его недоуменный взгляд, сказал:

– Я к Вячеславу.

– К Вячеславу? – парень вопросительно посмотрел на меня. – Вы, наверное, про того художника, который жил здесь?

Я даже не успел отреагировать на его нелепую фразу «который жил здесь» и задать вопрос, парень меня опередил:

– Он умер.

– Как умер?! Когда?

– Мне агент, который занимался продажей этой квартиры, сказал, что в конце мая. Мы здесь уже с начала июля.

Из квартиры выглянула молодая девушка, стройная, красивая, в махровом домашнем халате, на ногах тапочки с помпончиками.

– А вам рассказывали, отчего он умер? – спросил я парня.

– Онкология: рак головного мозга. Так мне сказал агент, – ответил он.

– А картины, его картины, где они? – спросил я.

– Их увезла его родственница из Москвы, хозяйка квартиры.

Я попрощался с молодой парой и стал спускаться вниз, но на лестнице между первым и вторым этажом парень догнал меня:

– Подождите! От него осталась коробка с какими-то вещами. Хозяйка квартиры не стала забирать её, сказала: это можно выбросить. Но мы не решились, подумали, что, может быть, заедет кто-нибудь из его друзей и ему отдадим.

Я вновь поднялся на третий этаж, прошел в квартиру, в которой мне неоднократно доводилось бывать раньше. Из-под дивана в прихожей молодой парень достал три картонные коробки.

– Я вам помогу их спустить.

Мы спустились вниз, загрузили коробки в багажник.

Дома я открыл коробки: там были пакеты со старыми фотографиями – черно-белыми, на которых были запечатлены чужие, незнакомые мне лица. Основная часть этих фотографий, судя по расставленным на столах бутылках с алкоголем, была связана с какими-то посиделками. Помимо фотографий в коробках находились толстые тетради его дневников; они были пронумерованы, и на каждой сверху стояли даты начала и окончания. Среди этих тетрадей лежала книга Ю. Даниэля «Говорит Москва». Отдельную связку составляли тетради, на обложке которых было написано «Литературный клуб Кобра». Было еще несколько папок, на которых также значилось «Литературный клуб “Кобра”». Я ознакомился с содержанием этих папок. В них были разные литературные тексты, которые были объединены в различные сборники. Один из таких сборников назывался «Висячие сады Семирамиды». Листы сборника были проколоты дыроколом, через которые был продет тонкий шнур, закрепленный узлом на тыльной стороне папки. На лицевой стороне папки была наклеена репродукция картины Рене Магритта «