– Мироха, что если нас словят?
– Худо будет. Военное время ведь, долго, поди, разбираться не станут. Так что сиди тихо.
Вскоре в ночи послышались шаги. Всё ближе и ближе. Ребята, затаив дыхание, вжались в уголь. Вдруг тот, кто шёл, остановился около их вагона. Витьке казалось, что его сердце колотится на всю станцию. Мальчишки услышали характерный звук падающей на гравий струи. Несколько секунд, показавшихся вечностью, и шаги стали удаляться. Кто это был – охранник, железнодорожник, диверсант – перепуганные ребята так и не узнали.
***
Где-то под утро – грохот, удар, и поезд, наконец, тронулся.
– К вечеру, поди, до Горького доберёмся! – обрадовался Витёк
– Больно ты шустрый, это ж не пассажирский тебе. Кто его знает, сколько проедем, – ответил Мирон.
– А хорошо бы всё-таки воевать, где потеплее.
На это замечание друга Мирон хотел ответить, что и за полярным кругом люди воюют. Но тут на ходу стало так зябко, что Мирон промолчал, а в душе даже и согласился с Витькой. Только с рассветом, когда воздух начал мало-помалу прогреваться, стало чуть легче.
Поезд плёлся еле-еле, часто останавливался. Мальчишкам казалось, что они больше стоят, чем едут. Впрочем, так оно и было. Ребята и покемарить успели, отогревшись на скупом осеннем солнышке. Всю дорогу из вагона не высовывались, благо еда в запасе имелась. Одно – плохо: воды взять не догадались, но было не жарко, пить не очень хотелось.
Вскоре после полудня встали на крупной станции.
– Шахунья. Полдороги до Горького, – определил Мирон.
Через пару путей от их вагона, загороженный другими составами, стоял армейский эшелон. До ребят доносились звуки гармошки, залихватские частушки, громкие команды, какие-то крики, смех красноармейцев. Ребята лежали, притаясь.
– Вот бы нам в тот эшелон напроситься, и сразу на фронт, – прошептал Витька.
– Мечтать не вредно, – тихонько вздохнул Мироха, – да не получится. Ни один командир на себя ответственность не возьмёт. Уж когда на место прибудем, тогда другое дело.
– Возьмут нас в армию?
– А куда ж денутся? Или мы к партизанам прорвёмся.
Мирон пытался говорить убедительно, но уже сам понимал, что затея с прорывом к партизанам – штука довольно-таки фантастическая.
Через полчаса их поезд тронулся. Странно, что он ушёл со станции раньше красноармейского эшелона. Ведь составы с солдатами, спешащие на фронт, пропускались в первую очередь. Зато на ходу можно вновь громко разговаривать, шутить.
– Как думаешь, у нас на Филейке завод быстро построят? – кричал Витёк, перекрывая стук колёс.
– Ага! – орал, щурясь, Мирон, и его волосы трепал ветер. – Мать говорила, скоро военный завод к нам эвакуируют и людей ещё привезут.
Так и ехали весь день. Сквозь облака частенько выглядывало солнышко. Впереди чадил трудяга-паровоз. И всё бы хорошо, но уже очень хотелось пить. Наконец, ближе к вечеру прикатили на большую, забитую поездами станцию.
– Горький, кажись! – обрадовал друга Мирон.
Перепачканные, как трубочисты, ребята спрыгнули на землю и, размяв затёкшие мышцы, осторожно поплелись вдоль составов. Они решили вначале выйти в город, чтобы раздобыть воды и хлеба, прежде чем продолжать путешествие. Пацаны осторожно пробирались меж бесконечных вагонов. Сумерки, опустившиеся на станцию, были им в помощь. Шли они наугад. Вдруг, о чудо, ребята заметили прямо меж путей колонку. Попробовали нажать. Вода! Мальчишки стали по очереди жадно пить. Ещё и ещё.
