Витя Малеев в школе и дома - страница 12
– Моя мама шофёр, на автомобиле ездит.
– Ну, вы о себе заботьтесь, вашей маме было бы легче.
– Это я знаю, – ответил Шишкин.
– А вы свою куртку нашли? – спросила Лика.
– Какую куртку? Ах да! Нашёл, конечно, нашёл. Она так и лежала на футбольном поле, где я оставил.
– Вы так когда-нибудь простудитесь, – сказала Лика.
– Нет, что вы!
– Конечно, простудитесь. Забудете зимой где-нибудь шапку или пальто.
– Нет, пальто я не забуду… Вы мышей любите?
– Мышей… ммм, – замялась Лика.
– Хотите, подарю вам парочку?
– Нет, что вы!
– Они очень хорошие, – сказал Шишкин и вынул из кармана коробку с белыми мышами.
– Ой, какие хорошенькие! – завизжала Лика.
– Что ж ты ей моих мышей даришь? – испугался я. – Сначала подарил мне, а теперь ей!
– Да я ей только показываю этих, а подарю других, у меня ведь ещё есть, – сказал Шишкин. – Или, если хочешь, подарю ей этих, а тебе других подарю.
– Нет-нет, – сказала Лика, – пусть эти Витины будут.
– Ну хорошо, я вам завтра других принесу, а этих вы только посмотрите.
Лика протянула руки к мышам:
– А они не кусаются?
– Что вы! Совсем ручные.
Когда Шишкин ушёл, мы с Ликой взяли коробку из-под печенья, прорезали в ней окна и дверцы и посадили в неё мышей. Мышки выглядывали из окон, и на них было очень интересно смотреть.
За уроки я опять принялся поздно. По своему обыкновению, я сделал сначала то, что было полегче, а после всего принялся делать задачу по арифметике. Задача опять оказалась трудная. Поэтому я закрыл задачник, сложил все книжки в сумку и решил на другой день списать задачу у кого-нибудь из товарищей. Если бы я стал решать задачу сам, то мама увидела бы, что я до сих пор не сделал уроки, и стала бы упрекать меня, что я откладываю уроки на ночь, папа взялся бы объяснять мне задачу, а зачем мне отрывать его от работы! Пусть лучше чертит чертежи для своего шлифовального прибора или обдумывает, как лучше сделать какую-нибудь модель. Для него ведь всё это очень важно.
Пока я делал уроки, Лика положила в мышиный домик ваты, чтобы мышки могли устроить себе гнёздышко, насыпала им крупы, накрошила хлеба и поставила маленькое блюдечко с молоком. Если заглянуть в окошечко, можно видеть, как мышки сидят в домике и жуют крупу. Иногда какая-нибудь мышка садилась на задние лапки, а передними начинала умываться. Вот умора! Она так быстро тёрла лапками свою рожицу, что нельзя было без смеха смотреть. Лика всё время сидела перед домиком, заглядывала в окно и смеялась.
– Какой у тебя хороший товарищ, Витя! – сказала она, когда я подошёл посмотреть.
– Это Костя-то? – говорю я.
– Ну да.
– Чем же он такой хороший?
– Вежливый. Так хорошо разговаривает. Даже со мной поговорил.
– Отчего же ему не поговорить с тобой?
– Ну, я ведь девчонка.
– Что ж, если девчонка, так и разговаривать с ней нельзя?
– А другие ребята не разговаривают. Гордятся, наверно. Ты с ним дружи.
Я хотел ей сказать, что Шишкин не такой уж хороший, что он уроки списывает и мне в тетради даже посадил кляксу, но я почему-то сказал:
– Будто я сам не знаю, что он хороший! У нас в классе все ребята хорошие.
Глава четвёртая
Прошло дня три, или четыре, или, может быть, пять, сейчас уже не помню точно, и вот один раз на уроке наш редактор Серёжа Букатин сказал:
– Ольга Николаевна, у нас в редколлегии никто не умеет хорошо рисовать. В прошлом году всегда рисовал Федя Рыбкин, а теперь совсем некому, и стенгазета получается неинтересная. Надо нам выбрать художника.