– Всевышний, бля! – сказал монстр. – Глухой, что ли?
Толя моргнул и поправил куртку.
– И что это значит? – спросил он.
– А я откуда знаю? – сказал монстр, но немного другими словами.
Развернулся и пошёл прочь.
– Это о моих путях? – спросил Толя.
– Ну ясен пень, – ответил монстр.
Он медленно потопал в клубящийся туман.
– Так это про первый путь? – крикнул Толя вслед; видя, что монстр уходит, он совсем осмелел. – Или сразу про оба?
Чудовище повернуло голову.
– Да ты запарил! Второй путь будет с другой стороны.
Вскоре его не стало видно. Гребенчатый хвост пошуршал по щебёнке, а потом и этот звук затих в тумане.
Толя задумался, что же это такое сейчас произошло, и вдруг проснулся. Оглянулся по сторонам. Людей в салоне автобуса оставалось немного, но те, кто там были, смотрели на Толю во все глаза.
Толя поднялся. Держась за сиденья, быстро прошёл к двери и попросил водителя остановить.
– Вот бедненький… – успел услышать сердобольный голос какой-то старушки. – Такой ещё молоденький…
Толя пришёл домой, поцеловал Алёну – старался на неё не дышать – и сразу завалился спать. Выспался отлично, никаких снов не видел, а если и видел, то наутро не вспомнил.
* * *
Проснулся Толя свежий, отдохнувший. В коридоре по пути в ванную встретил Алёну.
– Ты храпел…
– Извини, – смутился. – И за вчерашнее тоже. Я там… Так получилось. Не было возможности отказаться.
Обнял жену, потянулся поцеловать.
– Зубы сначала почисть. – Алёна отстранилась, выскользнула из рук.
Придя из ванной на кухню, Толя увидел то, что спросонья не заметил: вид у жены неважнецкий. Болезненно она смотрелась, измученно. Толя удивился: обычно Алёна выглядела хорошо всегда, даже по утрам.
– Ты что, приболела? – спросил.
Алёна посмотрела не очень приязненно:
– А ты чего так озаботился?
От такого неожиданно резкого и, в общем-то, несправедливого ответа Толя хмыкнул, но выяснять отношения не стал – не стоило с утра, да и идти уже время. Быстро съел бутерброд, запил чаем. У двери остановился:
– Я пошёл.
– Пока, – ответила Алёна с кухни.
Целовать Толю на прощанье она не вышла.
На работе Толя не переставая крутил в голове вчерашний автобусный сон. Что интересно, стоило вспомнить о продекламированном чудовищем четверостишии, оно тут же странным образом появлялось перед глазами. Как галлюцинация или голограмма: белые готические буквы висели в воздухе, после второй строки стояла запятая, а в слове «стрелка» над буквой «а» было проставлено ударение.
Ничего себе подсказка, думал Толя. Что за звери? На крыши какие-то смотрят… Облака, что ли, белогривые лошадки? А что ещё за стрелок? Непонятно… Именно в сердце… Киллер, что ли? Любит Всевышний его… Нелогично. Пока звери смотрят – любит, потом что, разлюбливает? Ерунда какая-то.
«В сердце стрелка любит Всевышний…» Может, подумал вдруг Толя, ему предлагают застрелиться? Хорошая подсказка, ничего не скажешь…
Так ничего и не придумал.
Домой приехал рано – суббота, короткий день.
И дома Толя думал над загадкой. Тут его ничто не отвлекало: Алёна продолжала обижаться, сидела молча, отвечала односложно. Такое у них периодически случалось – ничего не поделаешь, надо просто переждать.
Толя записал четверостишие на листе бумаги и решил рассматривать его, как некий шифр. Пробовал переставлять буквы, читать через одну, через две, справа налево… Вновь и вновь писал стих на листе – обводил буквы, чёркал, что только не перепробовал. Ничего не получалось, лишь голова разболелась. Думал уже и сока комбинатского хлебнуть, но побоялся.
