– Есть, – по – армейски ответил лейтенант и еще некоторое время растерянно смотрел в окно.
Он не заметил, как в кабинет вошел капитан Ильин, чей стол стоял напротив, под огромным портретом Дзержинского. Ильин был широк в кости, атлетически сложен, его можно было назвать красавцем, если бы не огромная лысина, из – за которой он выглядел много старше своих тридцати пяти. Будучи в звании капитана, занимал такую же должность, как и Журавлевич, карьеры не сделал, хотя и посвятил уголовному розыску двенадцать лет. Начальству не угождал, резал правду – матку, любимой его поговоркой и принципом было – «главное, чтобы перед сном не мучила совесть». И этого хватило с избытком, чтобы поставить крест на карьере. Но самое главное, капитан профессионально был на голову выше начальников, а кто в наше время жалует слишком умных подчиненных…
– Что раскис? – открывая форточку, бодро спросил капитан. – По запаху одеколона слышу, что тут был Митрофан. Угадал?
– Был, – согласно кивнул головой Журавлевич и впервые оценил точность клички, придуманной Ильиным Козельскому.
– Тогда твое настроение мне понятно, – изучающе посмотрел на Журавлевича капитан и, стараясь подбодрить, добавил: – Не бери в голову, наш начальник, сколько ни работает, не раскрыл ни одного преступления, его мысли направлены не на раскрытие, а наоборот – на укрытие. В свое время Козельский сидел за твоим столом, и я насмотрелся на этого «опера»… Вот что – нибудь дефицитное достать, для руководящего состава рыбалочку организовать, баньку – тут он первый, поэтому и начальник теперь. Ты не волнуйся, занимайся своим делом так, чтобы перед сном не мучила совесть, остальное приложится. Все равно раскрывать преступления нам, а рыбачить и париться – им. Это один из неписаных законов нашей жизни. Ну – ка, дай почитать, что тебе поручил Козельский.
– Человека доставили с черепно – мозговой…
– Дай мне дело. Люблю работать с документами, а не воспринимать на слух.
Ильин сосредоточенно читал материалы по ночному происшествию, а Журавлевич наблюдал, как черные густые брови капитана то сдвигались к переносице, превращаясь в одну сплошную линию, то разлетались красивыми дугами. Наконец капитан оторвался от бумаг и долгим изучающим взглядом посмотрел на Журавлевича.
– А я был прав, – добродушно улыбнулся он, – Козельский в своем репертуаре, и материалы, кроме твоего рапорта, подогнаны так, что хоть завтра пиши постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, осталось только с умом опросить потерпевшего. Козельский – известный перестраховщик, и для сыщиков, вроде него, тут глухой «факт», но мы же не он, – весело подмигнул Ильин. – Я полностью согласен с твоими выводами и попробую напроситься к тебе в помощники.
– Было бы здорово, – улыбнулся Журавлевич.
– Вот и ладненько, – возвращая папку с документами, дружески проговорил Ильин, – я крутнусь к Митрофану, а ты набросай планчик. Вернусь – покумекаем вместе что к чему.
После разговора с Ильиным Журавлевич немного успокоился, нервное напряжение уступило место желанию как можно скорее найти преступников и тем самым подтвердить свою правоту.
Минут через тридцать вернулся капитан.
– Всё в ажуре! – он удовлетворенно потер ладони. – Я официально уполномочен помочь тебе провести первое, как сказал Козельский, «возможно, уголовное дело». Соображаешь?.. Возможно, уголовное… Они хорошо умеют подгонять отчетность, выводить проценты нашей работы, но не больше. Итак, что мы имеем?
