От этой мысли я содрогаюсь. Пурпурный малус может быть смертелен для людей, но при этом ускоряет исцеление фейри в десять раз. Его редко используют с подобной целью, поскольку обычно фейри достаточно хорошо исцеляются сами. Но тем, у кого в венах не так много крови фейри, тем, кто не в состоянии быстро исцелиться и при этом точно не умрет от ядовитого воздействия настойки, пурпурный малус спасает жизнь.
Охотник оглядывает меня с ног до головы.
– Судя по всему, ты уже исцелилась. Почему же все еще принимаешь его?
Я прикусываю губу, прежде чем ответить.
– Я использую пурпурный малус, чтобы справиться с затянувшейся болью.
Уголки губ мужчины изгибаются в жестокой усмешке.
– Последняя фраза была ложью, верно?
Кровь отливает от моего лица. Охотник уже начинает отворачиваться, когда я выпаливаю признание.
– Я использую его, чтобы управлять своим настроением.
– Зачем?
– Потому что настроение влияет на мою магию, ясно?
– Расскажи мне о своей магии.
Я сильно сжимаю губы. Одна мысль о том, чтобы рассказать ему правду, причиняет мне боль. Не только сама магия приносила мне неприятности, но и желание рассказать о ней. В прошлом подобные разговоры, как и плохое настроение, только помогали мне наживать врагов. Единственными людьми, которые приняли мои секреты, были мой отец и Мэрибет.
Как бы мне ни хотелось ничего не говорить Охотнику, я сомневаюсь, что он воспримет молчание как ответ.
– Я зеркало, – выдыхаю я почти шепотом. – Все, что ты видишь прямо сейчас, – твое собственное отражение. Если я встречаюсь с кем-то, пребывая в хорошем настроении, они видят отражение своих лучших черт. Но если при первой встрече у меня плохое настроение, наружу всплывают только худшие качества тех, кто на меня смотрит. Иногда эти качества связаны с внешним видом. Иногда с эмоциями или чертами характера. В любом случае первое впечатление остается навсегда. Я не могу отменить свою магию или изменить то, какой меня видят другие. Это… это опасно. Вот почему я принимаю настойку. Чтобы избежать неприятностей. Не всех, но с этой настойкой у меня их явно меньше.
Я закрываю глаза от наводняющих мой разум воспоминаний о лошадиных копытах, раздавливающих мои ребра, о паре зловещих глаз и злобном женском смехе, эхом отдающемся в моих ушах…
– Нанесенные тебе травмы не были несчастным случаем, верно? – Низкий, рокочущий голос Охотника заставляет меня распахнуть глаза. Я замечаю ту же самую морщинку между его бровями, которую видела ранее, и качаю головой.
Охотник оценивает меня в течение нескольких молчаливых мгновений, потом осторожно дергает за манжету. Когда мы покидаем лифт, то идем гораздо медленнее. Воздух между нами сгущается.
Мы подходим к двери в конце коридора.
Охотник останавливается, внезапно замерев в напряженной позе. Его пальцы остаются на дверной ручке.
Я перевожу взгляд с него на дверь и обратно.
– Что такое?
Его лицо мрачнеет.
– Кто-то был в моей комнате.
