Владимир Кёппен. Ученый, посвятивший жизнь метеорологии - страница 7

. Исключительное чувство справедливости и гуманности, присущее Кёппену, не позволило ему оставить без внимания некоторые преступления, от которых в особенности страдали местные татары. Его ревизия распространилась и на множество немецких поселений, находившихся в Таврической губернии. Глубочайшее почтение, заработанное Кёппеном во время ревизии, выражалось как в доверии крымских татар, так и другими обстоятельствами. К примеру, немецкие менониты, переселившиеся в Самарскую губернию, назвали одно из своих поселений Кёппенталь.

Научная и литературная деятельность моего отца была очень многогранной. Она охватывала широкий спектр областей знания: географию, статистику, этнографию, археологию, библиографию и др. Его труды можно охарактеризовать не только их количеством и разнообразием, но также и их основательностью, а статистические данные, приводимые им в исследованиях, зачастую брались за основу правительственных мероприятий. В его академической квартире в Петербурге обсуждались идеи создания Русского географического общества (основано в 1845 году. – Ред.), которое в дальнейшем провело значительное количество исследований европейской и азиатской части России. На праздновании юбилея своей служебной деятельности 29 декабря 1859 года Кёппен сам по праву заметил: «Вся моя жизнь посвящена России»[14].

Выросший в немецкой семье настоящего патриота России, я воспитывался в духе идеализма и гуманности. Общение с людьми многих национальностей и, как следствие, владение несколькими языками исключили из моего мировоззрения чувство расового превосходства. В семье говорили по-немецки, в обществе в Петербурге говорили по-русски и по-французски, а в Крыму и по-татарски. Весь 1852 год мы провели в Крыму из-за подорванного здоровья моего отца. Поездки через бескрайнюю Россию, наблюдение за разнообразием ландшафтов и прежде всего за климатом оказали решающее воздействие на формирование моих интересов и предпочтений.

До 1859 года моим воспитанием и учением занимались старшие сестры, Алина и Натали, которые сдали «гувернантский экзамен». Читать я научился еще в Крыму в 1852 году. Правда, в Крыму я, по всей видимости, подхватил малярию, так как и летом, и зимой у меня по нескольку недель держалась высокая температура. В Петербурге я стал посещать частную немецкую школу, но в 1858 году мы снова уехали на год в Крым. Оба раза, когда мы так уезжали, вместе со мной ехали мои старшие сестры, а трое старших братьев оставались в Петербурге из-за школы. По возвращении с юга в 1859 году я пошел в третий класс русской гимназии в Петербурге. Мне никогда не нравилась школа, но я всегда был хорошим учеником, потому что получал удовольствие от новых знаний. Зимой 1859/60 года в нашем доме было очень шумно. Хотя у нас и до этого всегда звучала музыка, моя мама и сестра Алина играли в четыре руки, при этом она же, Алина, и с ней Теодор, – пели. Дошло до образования поющего квартета, правда, людей было вдвое больше, чем положено в квартете. Произведения Бетховена, Шуберта, Шумана и Мендельсона имели в нашем доме особенное значение. Интересно то, что концерты и театры мы никогда не посещали, за исключением занятий пением Алины, которая регулярно ездила в сопровождении матери в Академию пения. Однажды и меня принудили поехать вместе с ними на генеральную репетицию «Лорелеи» Хиллера, и тогда я разразился слезами от боязливости и робости. Но я был по-настоящему впечатлен! Неделями я напевал отрывки из этой кантаты.