– А может, вы ему просто завидуете?
– Чему же мне завидовать, маркиз?
– А тому, что не вам явилось видение короля Фридриха?
Губы аббата дрогнули. Замечание угодило на благодатную почву. А вот поперли и всходы: отвислые щеки аббата налились пунцовым румянцем, подбородок обиженно задергался, того и гляди из глаз-бусинок покатятся слезы:
– Напрасно вы меня обижаете, маркиз. А только прежде, чем передавать копье королю, его нужно испытать.
– Мало, выходит, испытаний. – К своему немалому удивлению, маркиз вдруг поймал себя на том, что пропитался к монаху Григорию доверием, став едва ли не самым горячим его сторонником. – А как же разбитые сарацины? Мы стали побеждать в тот самый момент, когда у нас появилось копье.
Сдаваться аббат не собирался.
– Эта могла быть случайность.
– Случайность может происходить один раз. Если это случается больше двух, то это уже закономерность.
– Я выражаю не только свое мнение, – строго заметил аббат, – так думают большинство монахов, и среди рыцарей имеются мои сторонники.
Аббат Андре был назойлив, как осенняя муха, просто так от него не избавиться. Маркиз нахмурился:
– И что же вы предлагаете?
Аббат чуток приподнял подбородок, кажется, он сумел убедить маркиза в своей искренности.
– Он должен пройти испытание божьим судом.
– Хорошо, пусть будет по-вашему, – отмахнулся маркиз, – но что-то мне подсказывает, что он справится и с этим испытанием.
* * *
Спать монах Григорий лег далеко за полночь, а все божья служба! Четыре отпевания кряду, и еще столько же крестин, а тут один из французских баронов надумал жениться, и его, уже было отправившегося спать, перехватил оруженосец и слезно просил узаконить свадебный обряд.
Невеста была из подлого сословия, какие обычно увязываются за обозом. Поначалу она принадлежала графу Глостеру, а когда тот изрядно подустал от ее прелестей и навязчивости, то с легкостью передал своему вассалу. Что ее отличало от прочих девиц, следовавших в обозе, так это то, что она была молода, необыкновенно хорошенькая, а кроме того, невероятно чистоплотная. Так что не было ничего удивительного в том, что она сумела задурить рыцарю голову.
Вернувшись в обитель, Григорий долго ворочался на жестком ложе, пытаясь отыскать наиболее удобное положение для сна, а потом, перекрестившись на животворящий крест, уснул сном праведника.
В эту ночь ему приснился король Фридрих Барбаросса. Как и в прошлый раз, он явился к нему в латах и сжимая в руках тяжелый меч.
Внутри аббата все съежилось от дурного предчувствия. Сердце на миг прекратилось биться, как будто кто-то ухватил его в железную ладонь. В этот раз король выглядел необыкновенно суровым, и только когда он заговорил, от прежней сердитости не осталось и следа.
– Тебе предстоит еще одно тяжелое испытание, – проговорил король.
Упав на колени перед его величеством, Григорий произнес:
– Я все выдержу, если это нужно провидению. Что я должен делать, ваше величество?
– То, что и следует. Не все верят в то, что найденное тобой копье настоящее. Завтра к тебе придет маркиз и скажет, что есть сомнения по поводу его происхождения и ты должен доказать его подлинность. Тогда ты скажешь, что пусть разведут костер, и ты пройдешь через него босыми ногами, но с копьем в руках. Если ты погибнешь, то копье ненастоящее, если ты перейдешь через пламя и останешься в живых, то оно подлинное.
Монах открыл было рот, чтобы заверить короля в своей преданности, но его лик вдруг заволокло белесой дымкой, а потом он и вовсе спрятался за туман.
