Мужчина лежал в той же позе. Вначале мне показалось, что он мертв, но Марфа Павловна ничего такого не сказала и я успокоился. Она работала быстро и очень профессионально, на мой взгляд. Она ощупала живот, оттянула веки и посветила фонариком, измерила давление, сделала еще что-то во многих местах, скорее всего измерила температуру, каким-то плоским датчиком.
– Давно?
– Что давно?
– Давно наложил жгут?
– Примерно часа полтора.
– «Примерно» это больше или меньше?
– Не знаю. Больше.
– Тогда молись богу. Я снимаю.
– Может быть не надо?
– Я лучше знаю что надо. Если жгут не снять через два часа, возможна гангрена. Если кровотечение возобновится, то прийдется везти в больницу. Без операции не выживет.
– А если вы?
– Операцию? Молодой человек, я не шизофреничка.
Она ослабила жгут, подождала немного и снова ослабила.
– Дай мне руку.
Она все-таки не могла встать без посторонней помощи со своего раскладного стульчика. Я подал руку. Вес был такой, как будто я тащил гиппопотама.
– Ну как?
– Вы здорово работаете, – польстил я.
– Ну, тем живу. Значит, есть хорошее и есть плохое. Внутреннего кровотечения нет, брюшная полость не прободнена, все органы целы, насколько я могу судить. Была разрезана вена, но кровотечение прекратилось. Эмболии нет. Ты знаешь, что такое «эмболия»?
– Примерно, – сказал я.
– Примерно не годится. Разрезанная вена иногда засасывает воздух. Когда этот воздух дойдет до сердца, оно окажется пустым.
– Да.
– Не «да», а в тридцати семи процентах случаев летальный исход, даже в клинике. Но здесь дело не в этом. Здесь дело в том, что он не приходит в сознание. Его раны – это просто большие порезы, я, кстати, их продезинфицировала, сейчас подержишь, пока я буду бинтовать. Для комы нет никаких причин.
– Может быть, его ударили по голове? – предположил я.
– Мозг не поврежден.
– Как вы можете знать?
– Молодой человек, не нужно соваться не в свое дело.
– Хорошо, не буду, – согласился я.
– У человека столько рефлексов, что по ним можно проверить все что угодно.
Мы устроены как электронная плата: если грамотно тыкать тестером… Только грамотно. Рефлексы в порядке, мозг не поврежден. Значит, вот что я советую.
Ничего не советую. Я думаю, что он все-таки очнется. Когда очнется, пусть лежит.
Через неделю сможет ходить не хромая. Но если он не очнется, то у вас будут большие неприятности.
– Что это все-таки может быть?
– Да все что угодно.
– Все-таки?
– Я не буду гадать.
Сделав перевязку, она ушла, не захотела ехать на машине. Ее насквозь мокрые и малюсенькие, как у Золушки, туфельки ухитрялись нести громадный вес. Может быть, в юности она была стройна как былинка. Может быть, она осталась такой же в душе.
– Она работает в больнице? – спросил я.
– Работала.
– На пенсии?
– Нет. Когда вместе работают один талант и десять тупиц, к тупицам люди не идут, а им тоже хочется иметь свое место под солнцем. Отсюда их ответные действия. Это называется демократия.
Всю дорогу к моему дому мы ехали молча и лишь один раз он сказал:
– У вас, оказывается, опасная работа.
– Иногда.
– Дальше будет хуже. Человеку с вашим талантом не дадут жить спокойно… Я помогу вам занести его в квартиру, наденем плащ и возьмем с двух сторон, в крайнем случае сойдет за пьяного. Но на этом моя помощь заканчивается. Моя фамилия Хараджа, а не Гасан Абдурахман ибн Хоттаб.
