– Вы считаете, что в тело Кристиана вселился древний кельтский бог, – медленно произнес он.
– Какой же? – подавшись ближе к сыну, спросил Эшбёрн и затаил дыхание, поджав бледные губы.
Черные, словно подернутые мутной пленкой, глаза снова, в который уже раз за этот сумбурный день, впились в лицо Нэйта.
Что выгравировано на серебряном горшке?.. Рога.
Перед глазами Нэйта замелькали картинки из учебников. В истории кельтов божественных созданий, изображенных с рогами, было несколько. Но в данном случае подходил только один из них.
– Рогатый бог, – наконец сказал Нэйт, невидящим взглядом уставившись в столешницу. – Ке́рнунн.
Близнецы шумно выдохнули и одинаково тошнотворно растянули губы в улыбках. Арто хлопнул ладонью по столу и весело произнес:
– Бернадетт, ты проиграла. Наш мальчик все понял даже раньше нас самих!
Бабка покачала головой и протянула:
– Выходит, этот мальчик довольно смышленый. Может, вы и не зря в него вцепились.
– Зловещий бог, – словно не слыша Арто и Бернадетт, продолжил Нэйт. – Повелитель диких существ и природы, покровитель подземного царства. Кельты верили, что те воины, которые храбро сражались и погибали на поле боя, попадали на остров Кернунна – в его владения.
«А еще христиане объявили его дьяволом и запретили любые упоминания имени этого существа».
В замке не было и намека на празднование Рождества – ни украшений, ни гирлянд, ни елки с подарками. Вся неделя прошла в разговорах с Эшбёрнами, приправленных язвительными комментариями Бернадетт в сторону Нэйта. Она как будто до сих пор не приняла своего старшего внука, хотя Арто существенно потеплел к нему. Возможно, бабка видела в нем ненавистную ей Джулию. Томаса она считала кем-то вроде придворного мага и то и дело спрашивала, не увидел ли он что-то интересное. Мальчик редко отвечал ей, предпочитая молчание и одиночество в тени гостиной.
Зато к Нэйту вернулись воспоминания о прошлых жизнях. Они не только приходили к нему во снах, но посещали и во время бодрствования.
Однажды вечером, в канун Нового года, они все снова собрались за круглым столом, рассеченным на сегменты и уставленным толстыми свечами с оплывшим воском. Арто велел всем взяться за руки и забормотал что-то на гэльском языке. Нэйт не был силен в нем, но различил несколько слов: «боги», «ночь» и «огонь». Однако, пока дед произносил свою странную речь, велев остальным закрыть глаза, Нэйт словно впал в ступор. Он вновь стал тем мальчиком, у которого не было языка. Пытался пошевелиться – не смог. Хотел позвать на помощь, но голос оказался настолько слабым, что даже сидящий рядом Кристиан не услышал бы. Язык самого Нэйта не двигался, словно его не было, как у мальчишки из Средневековья. В ушах раздался бешеный рык животного, и в кровь в больших дозах поступил адреналин, усиленно вырабатываемый надпочечниками. По виску Нэйта потекла капля пота. Он хотел вырвать свои ладони из рук близнецов, хотел разорвать этот круг, но ничего не выходило. Зверь рычал будто в самое ухо, хотелось сжаться в комок и заорать изо всех сил.
Пальцы Эшбёрнов выскользнули из ладоней Нэйта, и он смог распахнуть глаза.
Свет не горел. Лишь зажженные фитили освещали лица присутствующих, создавая атмосферу таинственности.
Нэйт резко встал, и девять пар глаз тотчас вонзились в него, словно короткие лезвия девяти ножей. Он стер пальцами пот с виска и хрипло сказал:
